Тонкий профиль
Шрифт:
— Что же это такое, Анатолий Иванович? Что вы со мной делаете? Горим же мы с графиком! Кто-то премии будет получать, а нам — холку мылить!
Что мог ответить ему Чвертко? Что ничего в жизни не дается легко и просто, что за всякое новшество надо платить трудом, волнениями, нервным износом? Что он и сам переживает сейчас не меньше начальника цеха? Вряд ли эти очевидные истины могли сейчас успокоить Гарагулю.
С проверкой аппаратуры провозились еще несколько часов, Наконец все готово. Анатолий Иванович просит всех отойти от пульта и сам,
Первую прогонку флюсовой аппаратуры производили вхолостую. Вот подали первую трубу для сварки. Вспыхнула электрическая дуга, голубоватый ее язычок был виден лишь одно мгновение и тут же погас под порошком флюса. Когда Анатолий Иванович спустил уже сваренную трубу на рольганг, она так же тихо и плавно, как подкатилась к стану, уплыла в глубину пролета.
Все вздохнули с видимым и сладостным облегчением. Павел Игнатьевич даже почесал влажный от пота нос, подмигнул сыну.
— Ну, я думаю, нас можно поздравить? — сияя провозгласила Вера.
Но именно в эту минуту раздался слабый звонок — предупреждение о том, что рольганг заработал. К стану подходила труба.
— Наша! Это же наша! — раздался удивленный возглас Мити.
Действительно, труба подплывала с другой стороны, от контрольного пункта.
— Вернули! — ахнул еще кто-то.
Вера побежала к мастерам ОТК узнать, в чем дело. Оказалось: сосун бункера все-таки срезал кое-где кромки сварочного шва, к тому же остались непроверенные участки. Требовалось "переварить" чуть ли не половину трубы.
Признаться, мне было больно смотреть на Веру, Митю, Нину, старика Гречкина… У Веры как-то сразу погасли глаза и на лице обозначилась тяжелая усталость. Опечалились все. Даже невозмутимый Анатолий Иванович. И Гарагуля, который в этой неудаче мог бы найти пищу для какого-то мстительного удовлетворения.
Через минуту он сказал Анатолию Ивановичу:
— Значит, переходим на вторые сутки? Ваше изобретение влетит нам в копеечку, товарищ Чвертко. Да вы не Чвертко — четвертователь какой-то! — и, махнув рукой, пошел к себе в контору.
Начальника цеха можно было понять. Пусть есть тысяча объясняющих обстоятельств, но если цех не выполняет план — спросят с начальника. И не только руководители завода, но и рабочие, которые из-за простоя стана теряют в заработке. А вместе с тем надо внедрять новое, как же иначе!
Гарагуля ушел. Вера Терехова, Анатолий Иванович и другие остались у стана, чтобы снова решать мучительный вопрос: как поступать дальше?
Прошел еще один день. Пятая линия работала плохо и хотя какое-то количество труб выдавала, часть их уходила в брак. В цехе создалось очень тревожное положение.
В этот день с утра Митя нервничал у стана — сварка не ладилась. Вот уже в пятый раз электрическая дуга, вместо того чтобы сваривать шов, прожигала трубу, металл плавился и стекал толстой огненной струйкой. Подручный сварщика в эту минуту бросался вперед с совком в руке, наполненным флюсом. Этой как бы зеленой
Иногда это получалось, иногда нет. Во всяком случае, подручный сварщика, опустив голову, согнувшись, напряженными шагами шел за трубой вдоль стана, держа на весу тяжелый совок. Смотреть на это было неприятно, если не сказать, больно! Больно за мучения рабочего, больно от сознания, что эту двенадцатиметровую громадину, такую красивую на вид, потом придется признать бракованной и переваривать уже без автоматики, вручную.
Конечно, прожоги случались и раньше, но теперь из-за неисправности нового флюсового устройства они участились, и всякий раз эти огненные дыры на боках труб свидетельствовали наглядно и впечатляюще о неудачах бригады внедрения.
— Веришь не веришь, — сказал мне Павел Игнатьевич, — а я как увижу, что труба в брак уходит, так будто кто по сердцу ударит. И горит оно!
В этот момент по рольганту вернули назад с контрольного пункта забракованную трубу. Митя похлопал по ней, еще теплой после сварки, ладонью осторожно пощупал края рваной металлической раны, глубоко вздохнул: снова прожог!
Появление около стана начальника цеха тоже не предвещало ничего хорошего.
— Уж если и начинать эту мучительную операцию, товарищи, то признайтесь — надо было с другого конца, — опять взялся он за свое. — Дождаться планового профилактического ремонта пятой линии и тогда экспериментировать. Сейчас же с такими делами нетрудно ей-ей, и инфаркт заработать. У каждого инфаркта есть свое имя и отчество.
— Ну, зачем так мрачно? — возразил Чвертко. — Никаких инфарктов не будет. Просто це дило, как говорят украинцы, трэба спокойно розжуваты.
Я заметил, что Анатолий Иванович прибегал к своим звучным украинизмам в речи, когда хотел успокоить собеседника или же успокоиться сам.
— Ну, чего вы до сих пор "розжувалы"? — сердито спросил Гарагуля.
— Есть, есть задумка. Будем срочно пробовать. Ко пирное небольшое устройство, чтобы сосун точно следовал за линией шва.
— Мы уже изготовляем копир в мастерской, — вмешалась Вера. — Еще немного потерпите — новое-то ведь всегда рождается в муках! Что делать?
Гарагуля посмотрел на Веру искоса, словно не зная, усмехнуться ему или рассердиться еще более: нашли когда "кормить" литературно-травиальными сентенциями!
— Всякое терпение до поры, — сказал он. — Скажу прямо: до первой телеграммы со стройки, что мы задерживаем трассу. А тогда все — аппаратуру сниму. Одним словом, оживите мне линию, любым путем, слышите — оживите!
Я был свидетелем того, как это "оживление" затянулось еще на некоторое время. Члены бригады внедрение собирались вечерами в номере гостиницы у Анатолия Ивановича или в токарной мастерской. Думали, чертили, работали. За три вечера и три ночи сделали многое. Чертежи копира отдали в мастерскую, чтобы теперь уже третью по счету модель автомата изготовить в металле.