Торговец тайнами
Шрифт:
Вообще энергология считается одной из самых сложных медицинских дисциплин, а идут на это направление только маги, ведь обычные люди и нелюди просто не могут чувствовать ауру и работать с ней. Я с первого курса академии упорно занималась, чтобы сдать особый экзамен и войти в пятерку лучших студентов, которым было позволено выбрать своей специальностью энергологию.
Вся сложность заключается в том, что живые ауры очень похожи, но в тоже время сильно отличаются друг от друга. Каждая состоит из энергетического ядра – так называемого
За годы учебы и практики я видела множество интересных и необычных случаев. И редкие болезни, и врожденные патологии, и уникальные последствия заклинаний. Но сейчас интуиция подсказывала, что меня угораздило столкнуться с чем-то совершенно особенным.
Подойдя к мужчине, я наколдовала диагностическое заклинание и стала медленно и скрупулезно перебирать энергетические каналы, начав с ног. Магическое зрение помогало рассмотреть цвет и толщину, а заклинание на пальцах – почувствовать даже небольшое отклонение. У меня были очень чуткие пальцы. В конце концов, не зря в моей жизни был такой опыт, как восемь лет музыкальной школы по классу арфы.
Что ж, у него довольно крепкий скелет и развитые мышцы, которые говорят о регулярных физических нагрузках. Но жизнь здорово потрепала этого человека. В левой большеберцовой кости видны следы старого перелома. Левая бедренная тоже была сломана, и не раз. Костные мозоли на ребрах – наследие старых травм. Ему когда-то ломали нос, еще и перегородка срослась не совсем ровно. А в правом плече отчетливо ощущается эхо пули. Причем, пуля имела магический сердечник, оставивший яркий незаживающий след на ауре.
Но несмотря на все травмы, можно сказать, что господин Енсен практически здоров. Только в желчном пузыре чувствуются мелкие камни, а правый тазобедренный сустав поражен артрозом. Ничего криминального, на самом деле. Хороший врач-маг поправил бы за несколько процедур. Хотя теперь я, наверное, понимаю, почему контрабандист решил отправиться на покой.
Разобравшись с телом, я приступила к мозгу. Это была самая сложная часть, не терпящая небрежности или спешки. Сотни и сотни энергетических линий, узлов, связок – очень чувствительные структуры, которые так легко повредить.
Я тщательно исследовала голову пациента. Еще раз рассмотрела энергетический скан во всех проекциях. Проверила показания датчиков и мониторов. Провела базовые неврологические тесты. И почти через час, скрепя сердце, призналась самой себе, что решительно ничего не понимаю.
Это очень и очень странно. Мозг пациента словно находится в магическом стазисе. А тело – нет. Хотя многие функции угнетены, сердце бьется ровно и четко, мужчина дышит, держит температуру и давление, что просто невозможно без чужого вмешательства. Но в то же время нет ни единого признака сторонней магии.
Я никогда не слышала о подобном. Поэтому, вернувшись в ординаторскую, засела за книги. Анатомический атлас, атласы ауры, справочник редких болезней профессора Нормана Рилда – настольная книга любого уважающего себя диагноста, подшивка «Медицинского вестника» за последние два года... Я читала и перечитывала, сравнивала и прикидывала, искала редкие синдромы и необычные травмы, но не находила ничего даже близко похожего. Ерунда какая-то...
– Тьериль, – изумленный голос Алисы Мерцер заставил дернуться и поднять голову от стола.
Коллега стояла в дверях ординаторской.
– Ничего себе, – хмыкнула она, оглядывая бардак, который я развела. – Решила писать диссертацию?
– Если бы, – поморщилась я. – Сложный случай.
– И ты собралась сидеть с ним всю ночь?
Спохватившись, глянула на часы и поняла, что уже девять вечера. Да, как-то я и правда забыла обо всем на свете. А ведь меня ждут дома.
– Снежные айны... – я устало потерла лицо ладонями.
– Он умирает? – поинтересовалась Алиса.
– Кто?
– Твой пациент.
– Кажется, нет, – пожала я плечами.
– Ему нужна срочная помощь?
– Нет.
– Тогда пойдем домой. В конце концов, утро вечера мудренее.
– Да, ты права, – вздохнула я, закрывая атлас. – У меня голова скоро лопнет.
Выключив смартбук, надела пальто и вышла следом за Алисой. Она жила в соседнем со мной городке, выходила из трама на две остановки дальше, чем я, поэтому иногда мы ездили домой вместе.
– Это тот самый важный пациент? – поинтересовалась Алиса, когда мы вышли на улицу.
– Да, он.
К вечеру здорово похолодало, и снег жизнерадостно скрипел под ногами. Я никак не реагировала на холод, а моя коллега зябко куталась в пушистый шерстяной шарф.
– Что у него?
– Хороший вопрос, – вздохнула я. – Кома неясного генеза. На самом деле неясного. Ни разу за всю свою практику такого не видела. Единственное, что радует, так это его стабильное состояние.
– А что это за фрукт вообще? – спросила Алиса, понизив голос и подавшись ко мне. – Охраняют как короля.
– Тут я тоже ничего не могу сказать. Во-первых, секретность, а во-вторых...
– И первого уже хватает, – перебила меня коллега. – У тебя завтра ночная?
– Да. Поэтому днем меня не будет. За моим пациентом посмотрит Карен, но, если вдруг он ухудшится, сразу звоните.
– Только не вздумай заявиться на работу в свой законный выходной. Ничего с ним не случится.
– Не заявлюсь, не переживай, – усмехнулась я. – Завтра кузины везут меня кататься на лыжах в Тиленталь.
– Как же хорошо, что они приехали. Хоть расшевелили тебя.