Торговка счастьем
Шрифт:
– О чем?! Что значит, срань такая, денег у него нет? – завизжала девушка на такой высокой ноте, что в его голове, кажется, лопнула какая-то жилка. – У него денег море! У него фирма и…
– Сожалею, Снежанна, – он завел машину, медленно сдал назад. – Но это все не его. Это все принадлежит вдове Льва Дмитриевича. Он все оставил ей. Все!
И медленно покатил машину за ворота. Ему тут больше делать было нечего. Его теперь уволят при любом раскладе: договорится Дворов с Береговым, нет – его уволят. И сейчас он отгонит машину к дому Дмитрия
Не факт, конечно, что Гена и есть тот самый таксист, который помог Насте бежать. Не факт, конечно, что он – если это он – прячется именно там. Не факт, конечно, что он, Саня, вообще отыщет этот домик и этот населенный пункт, давно оставленный людьми, но попробовать все же стоило…
Глава 17
Вот связь и обнаружилась. А он все никак в толк не мог взять, откуда ноги растут. А растут, как водится, оттуда…
Алексеев прятал злые глаза в бумагах, позволив Вадику допрашивать трясущееся существо, в которое превратился водитель автобуса, представившийся им Стасовым Андреем Ивановичем.
Нет, он и был по документам, по настоящим, неподдельным документам Стасовым… теперь. Раньше-то он был, мать его, Зубовым! Но скрывал это от них.
– Обстоятельства… – мямлил со слезой скот, забывший свою бывшую жену и детей. – Так сложились обстоятельства…
Честно? Алексееву в какой-то момент захотелось обхватить его шею руками, сжать как следует и трахнуть мужика головой о стену, чтобы тот наконец опомнился и перестал нести бред.
Ну что это такое, в самом деле, а!
– Я испугался… Мне стало страшно…
– Я сам отдал машину… Сам отдал документы… В залог. Меня особо никто не принуждал…
– Почему? Я испугался… Мне стало страшно…
Тля! Мерзкая тля, а не человек! Сколько времени у них украл! Сколько информации скрыл! И про то, что Лев Дворов был не просто хорошо знаком с исчезнувшим таксистом, но и, кажется, доверял ему всецело. И про то, что Васильковую пустошь наш уважаемый бизнесмен не обходил вниманием. И посещал ее в день гибели. И про то скрыл Стасов-Зубов, за что особенно Алексеев был ему «благодарен», что Настю вывезти из города ему таксист велел.
Он, конечно, уже знал это от самой Насти, но времени-то сколько было потеряно! Времени, когда они с Вадиком, как слепые, блуждали, собирая по крупицам информацию. А если бы она не вернулась? Если бы не нашла его дом?
При этих мыслях внутри у Алексеева отчего-то неприятно ныло. И он даже звонил на свой домашний час назад. И ныло еще противнее, пока шли гудки. Вдруг она ушла? Ушла, оставив ключи в почтовом ящике? Они об этом не договаривались, но…
Но она сняла трубку.
– Как дела? – задал он ей глупый вопрос.
– Нормально, – ответила она.
– Чем занимаешься? – вопрос был еще глупее.
– Завтракаю.
Что еще спросить, он не знал, поэтому буркнул, чтобы она никому не открывала, и положил трубку. Надо было запретить ей отвечать на звонки, покусал он губы. Мало ли кто решится проверить его квартиру. Но не стал. Всего час прошел, а ему снова захотелось позвонить. И услышать ее голос. И узнать, что у нее все нормально…
– Я ни в чем не виноват! – хныкал водитель автобуса, прикладывая к груди трясущиеся руки. – Я сам пострадавший!
Вадик, впервые за все время службы позволивший себе вольность в одежде – он снял пиджак и непозволительно неаккуратно закатал рукава рубашки – от бешенства скрипел зубами. Он столько времени потратил на то, чтобы его допустили к личным данным человека, который перечислял деньги семье Зубова Андрея Ивановича. Великих трудов ему стоило узнать, что это некто Стасов Андрей Иванович, что этот дядечка проживает со своей супругой там-то и там-то. Он помчался на адрес и едва на зад не сел, когда дверь ему открыл… кто бы вы думали? Тот самый водитель автобуса, с которым он катался неделю, разыскивая свидетелей, видевших Настю.
Когда выяснилось, кто этот Стасов на самом деле, Вадику захотелось его задушить. А когда из мужика полезла остальная информация, он даже позволил себе вольность – закатал рукава. И плевать ему было на то, что Алексеев рассмотрит царапины на его руках, оставленные Жанкиными ногтями. А заодно и этот трясущийся всем телом мужик пускай посмотрит. Плевать! Ему было не плевать на свое личное время, которое он украл у себя и у своей жены. Вместо того чтобы налаживать с ней отношения – а они вдруг начали трещать по швам, – он стоял перед каким-то банковским клерком и убеждал его, что раскрытие личной информации санкционировано, и что это в интересах следствия, и что…
Да он уже и не помнил все слова, которые употребил и которые не употребил в силу их непристойности. Помнил лишь дикую досаду, что приходилось объяснять всяк и каждому, насколько это важно.
И тут открывается дверь, и здрассте вам – собственной персоной водитель автобуса, ссылающийся на забывчивость и усталость.
Паскуда! Гадкая паскуда!
– Вы пострадавший?! – задохнулся Вадик возмущением. – Вы вводили следствие в заблуждение. Вы нарочно скрыли факты, которые могли пролить свет. Вы вступили в сговор с преступником, который подозревается в целой серии убийств!
– Нет! Нет! Я не вступал! Я не знал, что он живет по моим документам! Я думал, что паспорт давно выбросили! А машину… Машину забрали за долги… Я не в претензиях. Я не знал. Я не вступал с ним в сговор.
– Но вы вступили в фиктивный брак с гражданкой Стасовой, – противным скрипучим голосом вставил Алексеев, подняв наконец злые глаза от бумаг. – И я сделаю все, чтобы он был аннулирован. И, кстати, мы сообщили вашей семье, где вы и с кем вы.
Он не сообщил. Не успел еще. Но непременно это сделает. Каков мерзавец, а! Пристроился, называется! Убежище нашел!