Тот самый одноклассник
Шрифт:
Эти картины калейдоскопом проносятся перед глазами.
Я должна сказать правду, попросить защиты, разбить жуткий ком, растущий в моей груди. В том, что случилось, нет моей вины. Никакой.
Или почти никакой?
Пусть презирают меня за то, что я не сразу опознала чужого мужчину. Я устала, слишком много выпила, поверила теплу этой семьи и ослабила бдительность. Пусть презирают меня за то, что я никудышная невеста.
Я хочу сказать правду, но…
Я боюсь, и дело не только в Анне Степановне.
Я не знаю, поверит ли мне Данила. Его ревность внезапна и непредсказуема. Он словно ждет, когда я оступлюсь, допущу ошибку.
Простит ли он мою невнимательность?
Поверит ли, что это было случайностью?
– Ты ударилась головой? – он волнуется, стоит рядом на коленях. – Почему ты так странно смотришь, совсем не моргаешь?
– Это просто шок, я в порядке.
Я колеблюсь на грани решения, сжимаю губы, удерживая взрывную правду.
– Мам, шла бы ты спать, мы сами все уберем. Завтра тебе в больницу, – ворчит Иван.
Данила чмокает меня в лоб и спешит к матери.
Все четверо обнимаются посреди прихожей королевских размеров. Трое мужчин и маленькая женщина, их вырастившая. Любящая, нерушимая семья. Яблоко с червем, семья с предателем.
Хочется перетрясти мысли и найти единственную правильную. Хочется содрать с себя кожу, везде, где ко мне прикасался чужой мужчина. Ощущаю себя грязной, униженной, жалкой.
Неуверенно поднимаюсь и проверяю входную дверь на случай, если в дом пробрался посторонний мужчина. Но нет, дверь заперта. Конечно же заперта, иначе и быть не может.
Смотрю на братьев Данилы, бывших одноклассников. Серые глаза и карие. Нечитаемые лица. Перевожу взгляд на мать и вижу в ее глазах вызов. Такой сильный, что по спине бежит холодная дрожь. Словно Анна Степановна знает о случившемся и одобряет поступок приемного сына. Того, кто осквернил, оскорбил недостойную невесту любимого Дани, ее кровинушки.
«Попробуй, прикоснись к моим мальчикам», – говорят ее глаза.
«Прикоснусь», – мысленно отвечаю я, приняв решение. Не сейчас, не здесь, но я во всем разберусь. Мы с Данилой во всем разберемся вместе. Обидчик заплатит за содеянное.
Данила обязательно мне поверит. Ведь поверит же?!
Я перевожу взгляд на Ивана, потом на Алексея и даю им бессловесное обещание. Мое молчание сильнее и громче любой угрозы.
Я не спала всю ночь, лежала, прикусив щеку. Холодная, как труп, я отсчитывала минуты молчаливой лжи. Обещала себе, что мы с Даней во всем разберемся, что отомстим, только не сегодня. Я не стану рисковать здоровьем той, кто подарил ему жизнь. Полагаю, что именно на эту мою слабость и рассчитывал один из ее приемных сыновей.
Анна Степановна не питает ко мне симпатии, но я не могу не уважать ее за любовь к чужим детям, ставшим родными, и за боль, пережитую с достоинством. Она мать, доказавшая свою любовь. Как ни поворачивайся, а я на ее стороне.
Пусть операция пройдет без проблем. Даня будет рядом с матерью, не станет отвлекаться на меня. Я не нарушу их покой, пока все не закончится.
А потом…
Алексей или Иван? Иван или Алексей?
Чего они добиваются?
Если хотят расстроить помолвку, то есть способы попроще, чем самим пачкать руки и разрушать братскую дружбу.
Но меня не сломать. Я гибкая, как прут, и живучая, как кошка.
Лицо горело от стыда и ярости. Вечером я извела уйму горячей воды, смывая с себя следы чужих рук. Шок выходил из меня бурными волнами, стекая в водосток. Картины прошлого вечера не давали спать.
Скудный лунный свет, отраженный в звездах.
Отпечаток моей ладони на стекле.
Почему я не обернулась? Почему так доверчиво откинулась на чужую грудь и закрыла глаза? Ведь знала же, что Данила кажется другим, порывистым и грубым. Почему не поднесла его руки к свету?
Я болтала, а он молчал, не сказал ни слова.
Почему не сразу заметила пряжку?
Почему, почему, почему.
Данила быстро заснул, а я лежала и смотрела в темноту. Хотелось разбудить его и сказать правду, но я боялась. В доме его матери, на его территории я боялась столкнуться лицом к лицу с его недоверием.
Я так и не смогла заснуть. Когда зазвонил будильник, Данила недовольно заворчал и потянулся ко мне всем телом.
– Раньше я любил спать по утрам, – пробормотал он мне в шею, – а теперь я люблю тебя, особенно по утрам.
Моя кожа, чувствительная после обжигающего душа, словно покрылась изморозью от его прикосновений.
– Я не могу, подожди!
Резко поднявшись, Данила потер глаза.
– Тебе плохо?
Секунды звучали, как щелчки пряжки ковбойского ремня.
– Меня немного тряхнуло во время падения.
– Так… собирайся! Поедешь с нами в больницу, пусть тебя осмотрят.
Я представила нас в машине, всех вместе. Меня посадят рядом с одним из братьев. С каким? С тем, кто касался меня на лестнице?
– Нет! – я закашлялась от внезапного крика. – Прости, я немного не в себе. Но ничего страшного, я просто устала.
– Ты уверена?
– Да.
Выдохнув, Данила плюхнулся обратно на постель.
– Не пугай меня так! Тогда спи, еще нет пяти утра. Мы с Ванькой отвезем маму, а Лешу я попрошу за тобой проследить.
– Нет, не надо, Дань! Я сама справлюсь. – Старательно улыбаюсь, чтобы усыпить его подозрения. Я не хочу видеть его братьев, не хочу и не могу.
Склонившись ближе, Данила обнял ладонями мое лицо.