Товарищи в борьбе
Шрифт:
Бригада расположилась южнее города Медзыжец. Ею командовал полковник Федор Скугаревский. Возможно, его предки и происходили из поляков, но сам он, с открытым широким лицом и голубыми глазами, представлял собой яркий тип россиянина. Говорил по-польски недурно, но с нижегородским акцентом - чуть окая. Сначала он показался мне несколько флегматичным, медлительным, но едва начал подавать команды своим подчиненным, как весь преобразился. Полковник так умело и энергично выполнил все, даже наиболее сложные перестроения, что вызвал восхищение скупого на похвалы Пырского.
Прицепленные к автомашинам 76-миллиметровые орудия быстро меняли позиции и в считанные минуты изготавливались к ведению огня по вражеским танкам в упор или с флангов. Пырский, войдя в раж, не давал артиллеристам передышки. С целью проверки их выучки и физической выносливости он ставил все более трудные задачи: то приказывал расчетам преодолевать траншеи и болота, то внезапно и круто менять направление марша или стремительно разворачиваться "к бою". Наконец утомился и он. Пожимая Скугаревскому руку, командующий артиллерией армии похвалил:
– Замечательно! Обучили людей как следует!
Я с особым удовольствием рассказываю об артиллеристах бригады потому, что несколько месяцев спустя они продемонстрировали на поле боя ту же высокую слаженность, подкрепленную мужеством, отвагой... Это было уже под Дрезденом, где вместе с советскими войсками сражались и соединения 2-й армии. Неожиданно на позиции, занимаемые 5-й пехотной дивизией, ринулось до сотни тяжелых гитлеровских танков. Казалось, пехота вот-вот будет смята и уничтожена. Но батареи 9-й противотанковой быстро заняли позиции и открыли губительный огонь. Запылал один фашистский танк, вздрогнув, замер на месте второй, попятился третий. Понеся ощутимые потери, немецкие танки повернули вспять. Смертельная опасность, нависшая над боевыми порядками 5-й дивизии, миновала, и пехотинцы вновь устремились в атаку.
* * *
Недостаток офицеров вынудил Главный штаб Войска Польского отказаться от формирования 3-й армии. Поэтому в состав нашей армии вошло еще одно пехотное соединение. Теперь обе армии, 1-я и 2-я, имели по пять пехотных дивизий.
Одна из дивизий, 9-я, стояла возле Белостока. Ее предполагалось передислоцировать в леса восточнее Копколевнице. В связи с этим мне пришлось спешно вылететь в Белосток.
Город лежал в развалинах. Чем ближе к центру, тем страшнее выглядели следы пожарищ. Несмотря на полуденное время, на улице было мало прохожих, а уцелевшие магазины закрыты. Со стороны фронта доносилось глухое эхо артиллерийской канонады.
Командир дивизии полковник Александр Лаский - ветеран Войска Польского - служил еще во 2-й дивизии имени Домбровского. Мы вместе побывали в частях, провели дивизионные штабные учения, беседовали с офицерами и солдатами. Словом, с полками дивизии я познакомился всесторонне и вернулся в Конколевнице до смерти усталый, но довольный.
Поздним вечером позвонил Главком Роля-Жимерский, его интересовала обстановка в частях 2-й армии. Я кратко доложил о самом важном, после чего Главком предложил прибыть к восьми утра в Люблин.
– Познакомите с положением в частях подробнее и получите новые указания.
В резиденцию Главкома я прибыл чуть раньше указанного срока. Каково же было мое изумление, когда дверь приемной, в которой я находился, отворилась и на пороге показался Корчиц. К тому времени он заменил Берлинга на посту командующего 1-й армией. Едва мы успели поздороваться, вошел Сверчевский. Оказывается, всех троих вызвали к одному времени.
Когда часы пробили восемь, мы вошли в кабинет Главкома. Поднявшись с кресла, Роля-Жимерский торжественно объявил:
– По решению Верховного Главнокомандующего Войска Польского Болеслава Берута производятся перемещения в высших командных должностях. Генерал Корчиц возвращается на должность начальника Главного штаба. Командующим Первой армией назначается генерал Поплавский. А вы, генерал Сверчевский, примете Вторую армию.
Мы переглянулись, потом перевели глаза на Главкома. Тот продолжал:
– Время не ждет. Обстановка требует, чтобы не позже чем через три дня все приступили к исполнению своих новых обязанностей. Все, панове генералы, исполняйте!
Мы покинули Главный штаб, углубленные каждый в свои мысли. Думаю, один я был доволен этой переменой, хотя дела и люди 2-й армии стали для меня очень близкими. Но кто бы не желал принять под свое командование армию, имеющую немалый боевой опыт и готовую к зимнему наступлению совместно с советскими войсками?
А вот Корчиц явно огорчился. Тяжело вздохнул и Кароль Сверчевский, мечтавший скорее попасть на фронт.
Во приказ есть приказ...
Мы устроили скромный прощальный ужин.
– Не вздумайте без нас брать Берлин, дайте возможность подойти туда Второй армии, - шутил Кароль, но в его словах слышалась легкая нотка грусти. Да и кто из людей военных не мечтал в то время об участии в боях за Берлин, считая это высочайшей для себя честью? Не скрою, такого рода мысль давно уже была и моей страстной мечтой. Еще в 1941 году, прощаясь с плачущей дочуркой, я обещал ей, что вернусь домой сразу же после разгрома фашистов в Берлине. Об этих словах своих я постоянно помнил, куда бы ни бросали меня превратности военной судьбы. Поэтому и теперь я ответил Сверчевскому:
– Я бы сегодня же с великой радостью повел части Первой на Берлин, будь на то приказ командования. А что касается Второй армии, то фронт велик, и война кончится еще не завтра: успеет навоеваться и она, может, даже и на берлинском направлении...
На рассвете 28 декабря 1944 года, тепло попрощавшись со Сверчевским, я покидал Конколевнице. Ехать предстояло в деревню Зелена, восточнее Варшавы, где находился командный пункт 1-й армии. Когда уже садился в машину, на крыльце дома появился хозяин с дочерью Зосей. В руках у него был большой каравай свежеиспеченного хлеба.