Тойота-Креста
Шрифт:
– Я не знала, что они разные. Я думала, бывает один. Просто орел.
– Их много. Есть беркут. Есть белоплечий, тихоокеанский орлан. Ты не бойся… они не… опасные.
Когда она была удивлена, поражена, вырывалось это нежнейшее:
– А-ах! – Она открывала рот и тут же закрывала, прикусив воздух с легчайшим кастаньетным ударчиком. Глаза сияли. Крупные гладкие зубы блестели.
– Ты дразнишься!
– Тебе это не нравится?
– Нет. Мне нравится картина. И орел. Но только мне кажется, все
– А мне кажется… – Женя задумался.
– Что тебе кажется? – спросила Маша каким-то совсем близким голосом.
– Мне кажется, что там, где ты живешь, забыли, что у орла две головы.
У ворот стоял грузовик с досками, и пустой трактор опирался на ковш с трудовой тяжестью.
– Он устал? – спросила Маша.
7
Откинувшись в кресле, она сидела слева от него в белой блузке и светло-синих джинсах. Глаза были закрыты очками. Губы расслаблено приоткрыты. Белая короткая блузка обтягивала грудь. Маша пошевелилась, потянулась, согнув руки в локтях и сведя за головой, блузка поднялась, и под ней открылась нежно-желтая полоска живота.
Он так и не понимал, открыты ли ее глаза, и она будто почувствовала и спросила трезвым и чуть ослабшим голосом:
– Мы скоро приедем?
– Скоро.
– Что там было написано?
– Больше-Муртинский район.
– Странное название. Оно мне не нравится. Они все такие?
– По-моему, отличные названия. Ирбейский район, Тюхтетский…
– И ты везде был?
– Почти. Есть, правда, поселок, Усть-Бирь, я там не был, но такое название, что лучше пусть про запас останется.
– А чем оно тебе нравится?
– Оно вроде короткое, а столько всего. И свежесть, и дикость… И устье реки, и Сибирь. А взять Арадан… Или Манское Белогорье…
– А ты к названиям серьезно относишься. Тебе здесь нравится…
– Здесь столько всего… В Хакасии… Казановка, Аскизский район.
Степь: полынь, чабрец, ирисы. И наскальные надписи… Приложишь лист бумаги, потрешь пучком травы – и выступит конь или собака…
– Хм. – Маша помолчала. – А у меня только кот есть. Когда я летом еду на дачу, он сидит в корзине. – Маша сопнула своим смешком, улыбнулась, прищурилась. – И я его поливаю из пульверизатора.
– Хм, – сопнул уже Женя. – А Григорий Григорьевич рулит.
– Да нет, он вообще не водит машину. Ему это не нужно. Ему нужно… совсем другое… Но я с ним развожусь. Уже год целый.
– А как же все это?..
– Просто мы договорились, что доделаем работу, раз уж вместе взялись. Он меня уговорил… Да. А ты не похож на шофера.
– А ты на жену, которая разводится.
– А на кого я похожа?
– На “Висту” девяносто первого года.
– А что это такое?
– Самая красивая машина. Которую
– А то, что вы сказали, Евгений, знаете, на что похоже?
– На что, Мария?
– На самый топорный комплимент, который я когда-либо слышала.
– А вы ее просто не видели.
– Кого?
– Ту “Висту”.
– А какая она?
– Такая прогонистая. И дизайн “плавник акулы”.
– Что это такое?
– Это когда задняя стойка крыши по форме, как плавник акулы, и ее линяя очень плавно сходит на длинный багажник. У меня была такая машина, я на ней четыреста тысяч проехал.
– А что такое “прогонистая”?
– Такая стройная, протянутая…
– А я прогонистая?
– Очень.
– Это хорошо?
– Это очень хорошо.
– По-моему, ты преувеличиваешь…
Замаячили заенисейская гряда сопок, корпуса, трубы. Неотвратимость, с которой приближались горы, только подчеркивала неподъемность земной плоти. Маша достала сумочку, зеркальце.
– Ты – как самолет.
– Ты сказал, что я – как… та… машина…
– Сейчас ты – как самолет перед посадкой.
– И что он делает?
– Шевелит закрылками.
– Я пошевелила закрылками? Ты все время надо мной смеешься. А ты… разве не шевелишь?
– Я пошевелю, когда отвезу тебя в гостиницу.
– Да, я отдохну. А вечером проедем по магазинам, хорошо? Где ты будешь ночевать?
– У Четыре Вэ Дэ.
– Его так зовут?
– Его зовут Владимир Денисенко. А это кличка. Ну полный привод.
Четыре Вэ Дэ.
– Он все время… на четвереньках? – спросила Маша своим хваточком.
– Да нет. Просто шустрый. Не догонишь.
– И где он работает?
– На “воровайке”.
– А что такое “воровайка”?
– Грузовик с краном. Ну чтобы очень быстро что-нибудь загрузить или отправить.
– Мне такой нужен.
– Для чего?
– Для Григория Григорьевича… Как он называется?
– “Хино-Рейнджер”. Ты не запомнишь.
– Я не запомню. А это что за машина?
– “Марковник” первого года.
– Он морковь возит?
– Он “Марк-два”.
Из-за своей немыслимой сбитости этот белый и дутый, как капля,
“Марк” казался выше, меньше и невероятней. Треугольные задние фонари располовинивались вдоль белыми поясками, фары тоже были каплевидными, и внутри них поворотники лежали стекшей рыжей слезой.
– Ну ничего. Почему ты… как-то… хрюкнул?
– Да нет, так…
– Что такое?
– Да великолепный аппарат! – Женя покачал головой и снова хрюкнул: -
“Ничего”…
– Название дурацкое: “Ниссан-Авенир-Салют”… Евгений, перестаньте… хрюкать.
– Да уж лучше, чем у ваших немцев, по номерам и еще пол-алфавита. А тут простые жизненные слова, только английскими буквами.