Традиции & авангард. Выпуск № 1
Шрифт:
Ж-ж-ж, ж-ж-ж, пф-пф. Темно. Утро. Витя с бабушкой стоят на улице. Дед пытается завести машину. Ж-ж, пф-пф. Только что она тарахтела, теперь молчит. Середина зимы, настоящая стужа. Усы деда покрылись инеем. Иней, кажется, и в носу Вити, пробирается все глубже при каждом вдохе. Витя и дедушка в городском. Дедушка в меховой шапке и дубленке. Широкой, тяжелой, он в ней еще больше, еще… сильнее. Понедельник. Вите нужно в садик.
Под капотом слышится металлическое дребезжание, оно стихает, потом снова слышится.
– Ничего не понимаю, – говорит дед, выходя из машины, – неужели аккумулятор? Свечи?
От суеты шапка съехала набок, и видно,
– Потопай ножками, – говорит бабушка, – потопай, – и легонько толкает Витю в спину. – Может, мы пока в дом?
– Сейчас, – бормочет дед, – сейчас. Подождите.
Они ждут. Дед снова садится за руль, пробует завести. Неуверенное цоканье сменяется глухими хлопками. Они переходят в сытое, довольное урчание. Хвостом треплется густой белый дым.
– Ну всё! – говорит дед торжественно, подходит к капоту, натягивает рукавицы. – По коням!
Бабушка открывает заднюю дверь. Витя садится. Спиной, сквозь пуховик, чувствует холод сиденья.
– Вот так, Витька, – устроившись за рулем, весело произносит дед, – терпение и труд все перетрут!
Он оборачивается. Улыбается Вите ласково и длинно.
Витька молчит. Он шмыгает носом и шевелит коченеющими пальцами в ботинках. Труд ему понятен. А терпение? Зачем нужно терпеть – браться голыми руками за лед металла? Этот ребус ему не дается. Он смотрит на окно, стаскивает варежку и прикладывает ладонь к заиндевелому стеклу…
От тепла крылья оттаяли. Муха сделала еще несколько шажков и взлетела. Медленно, тяжело, шумно. Витя долго следил за ней, за маленьким черным вертолетиком, пока тот, набрав высоту, забравшись под самый потолок, вдруг не исчез. Витя прошелся, задрав голову, – пусто. Будто испарилась. Ну вот… Оттаивал тебя, а ты…
Он сел на стул, надел болоньевые штаны, шарф, шапку, куртку. Снял с батареи валенки, сам натянул на них калоши и вышел во двор. Увидев Витю, Грэг отчаянно зашелся лаем, рванул вперед, вскочив на задние лапы, цепь поднялась, зазвенела, и ошейник утонул в шерсти. Синички, принявшиеся хозяйничать в миске пса, переполошились, вспорхнули и с писком вылетели за ворота.
Витя крикнул:
– Фу! Фу!
И Грэг нехотя замолк. Опустился на снег, грустно положил голову на передние лапы и опять заскулил, продолжая возбужденно мотать хвостом, высунув язык, алый-алый.
Снега во дворе было мало, и сырой, почти вода, но слепить снежки можно: нужно сгрести кашицу со дна телеги, со скамьи, есть чем разжиться у сложенных длинных досок, у сваленных близ амбара железных листов. Но Витя еще осенью продрал там куртку, и бабушка строго-настрого запретила играть рядом. Пять небольших комков – все, что удалось заготовить – Витя выстроил аккуратным рядком на очищенной от снега скамье. Наметил цель – на белой стене дома угол окаймленного красным окна, откуда, ломая кирпич, бежит еле заметная трещинка. Первый снежок угодил сильно влево, наполовину рассыпался, а уцелевшей частью прилип к кирпичу, и вокруг него образовалось темное пятно воды. Второй выстрел удался бы лучше, но в последний момент рука подвела, и комок завалился. Третий ком, наконец, перекрыл два цвета.
– Да! – вырвалось у Вити.
Но четвертый выстрел едва не угодил в стекло, и Витя понял: нужна другая мишень, попадет в окно – крику будет!
Крику стало и без этого.
– Витя! – бабушка возникла за спиной
Витя повернул варежки ладонями к себе. Они и вправду были темными, сырыми. Спешно завел руки за спину.
– Быстро в дом! Варежки меняй, пойдем до магазина, к чаю чего-нибудь купим.
– Хорошо! – обрадовался Витя.
Асфальтовая дорога дугой огибала деревню. Небольшой магазинчик стоял минутах в двадцати ходьбы по направлению в город, почти на перекрестке с шоссе. Поставили, наверное, с расчетом на то, что у оживленной трассы торговля пойдет бойчее. Туда Витя всегда шел с подъемом – озорно и радостно. Но на обратном пути задор угасал, и к концу Витя уставал по-честному, плелся понурый, думая: скорее бы дом.
Они шли по узкому асфальту. Витя звучно шлепал калошами в слякоть. Брызги воды подлетали вверх и повисали на валенках россыпью мутных капель. Снег вдоль дороги осел и стал серым. Деревья тоже почернели, они вобрали в себя влаги и выглядели потяжелевшими. В щербинах асфальта попадались небольшие лужицы. Вите очень хотелось шлепнуть и по ним, но бабушка, как будто зная наперед его мысли, крепко сжимала Витину руку и тянула в сторону. «Эх…» – вздыхал он про себя. Так же поступала бабушка, когда по дороге проезжали автомобили. Услышав их приближение со спины, она останавливалась, сильней стискивала Витину руку и оттягивала к обочине, загораживая собой. В силе ее был страх, и Витя безропотно повиновался. И только с любопытством ждал: грузовая, легковая? Ждал, когда выскочит, громыхая металлом, и пронесётся, вздымая крылья водно-снежного месива, очередная забросанная грязью машина. Вите нравились грузовые. Они шли медленно. И под могучим кузовом можно было разглядеть рычаги, пружины, детали…
– Куда летят? Как будто не видят, – все повторяла бабушка сердито.
За последнее время она очень изменилась. Витя часто слышал, как его бабушку называют молодой, но теперь она как-то резко постарела: ссутулилась, сжалась, лицо сделалось сухим, невеселым. Витя помнил выходные, когда увидел эту перемену, быструю, как будто в книжке перевернулись страницы. Несколько дней мама последним забирала его из детского сада. Потом она сказала, что дедушка сильно заболел и навсегда отправился на небо. Когда они приехали в деревню, бабушка стояла у калитки одна. Закутанная в черный платок, зябкая, тихая, другая.
– Бабушка, ты такая грустная, потому что дедушка умер? – спросил Витя.
Но бабушка ничего не ответила. Погладила Витю по голове, а потом горько сжала губы. Витя никак не мог понять, что это значит – дедушки больше не будет. Казалось, зайдет во двор и обязательно встретит деда, занятого каким-то делом. Витя заглядывал в дом, ходил в сад, отворял тяжелые огородные ворота – и за каждой дверью ждал этой встречи. Но дедушки и вправду нигде не было…
Впереди показался магазин. Бабушка, как будто вспомнив, спросила:
– Тебе на день рождения-то что подарить? Выбрал?
– Нет еще, – ответил Витя.
– Еще? Смотри – потом купить не успеем, останешься без подарка! Витя промолчал.
– Слышишь?
– Угу, – пробормотал Витя.
– Угу.
В магазине посетителей не было. Продавщица – полная женщина с пухлыми пунцовыми щеками и заплывшими блестящими глазками, в вязаной жилетке поверх синего фартука и чепце на рыжих, как луковая шелуха, волосах – стояла, облокотившись на прилавок.
– Здравствуй, Валя, – поздоровалась бабушка.