Трагедия адмирала Колчака. Книга 1

Мельгунов Сергей Петрович

Вполне вероятно, что Александр Васильевич в те дни был надломлен роковыми неудачами, постигшей Армию катастрофой, унижениями, которые приходилось переносить от недавних союзников. Но капитулянтскую позицию (правда, ещё не перед красными, а перед «розовой», «земской властью» умеренно-социалистического направления) занял всё же не он, а его министры, заблаговременно проехавшие в Иркутск. Они не только не поддержали своим авторитетом представителей власти единственную реальную попытку русских войск пробиться к Верховному (это Атаман Семёнов — тот самый Семёнов, «вечный» противник и, кажется, личный недоброжелатель адмирала! — бросил на выручку отряд из нескольких бронепоездов и небольшого десанта, который, однако, не достиг успеха из-за противодействия численно превосходящих «союзников»), но и отправили Колчаку телеграмму вполне ультимативного тона: «…Положение в Иркутске после упорных боёв гарнизона и забайкальских частей против повстанцев заставляет нас в согласии с командованием решиться на отход на восток, выговаривая через посредство союзного командования охрану порядка и безопасности города и перевода на восток антибольшевистского центра, государственных ценностей и тех из войсковых частей, которые этого пожелают. Непременным условием вынужденных переговоров об отступлении является ваше отречение, так как дальнейшее существование в Сибири возглавляемой вами российской власти невозможно. Совмин единогласно постановил настаивать на том, чтобы вы отказались от прав верховного правителя,

передав их генералу Деникину, и указ об этом передали через чехоштаб предсовмину для распубликования. […] Настаиваем на издании вами этого акта, обеспечивающего от окончательной гибели русское дело» [169] .

169

Телеграмма Совета Министров Верховному Правителю от 3 января 1920 года за № 9442 // Последние дни колчаковщины. С. 162–163 (документ № 80).

Мало того, расхрабрившиеся министры даже «решили, [что] если Колчак не ответит на сделанное предложение, то правительство объявит себя верховной властью» [170] , — то есть уже открыто шли на государственный переворот (ещё один удар в спину Верховному Правителю), и вряд ли их оправдывает даже давление, которому они, очевидно, подвергались со стороны союзных представителей, считавших необходимым уход Колчака с политической сцены (Жанен с неудовольствием писал в дневнике о своих коллегах: «Они не смогли даже добиться у него отречения в такой форме, которой можно было бы поверить…» [171] ). Но было ли вообще «отречение»… отречением?

170

Волков Е.В. Судьба колчаковского генерала. Страницы жизни М.В. Ханжина. Екатеринбург: Уральский рабочий, 1999. С. 164.

171

Жанен М. Указ. соч. С. 138 (запись от 23 января 1920 года).

Прежде всего отметим, что сам адмирал не был чужд этой мысли, а по утверждению последнего премьер-министра колчаковского правительства В.Н. Пепеляева (старшего брата генерала) — так и прямо «выдвигал вопрос отречения в пользу Деникина» ещё в начале декабря 1919 года [172] ; до этого, как мы помним, проблема преемственности государственной власти оставалась нерешённой, и даже в ноябрьские дни крушения фронта Верховный пошёл лишь на «предоставление ген[ералу] Деникину всей полноты власти на занятой им территории» и — звучащее как завещание — изъявление «полной уверенности», «что я никогда не разойдусь с ним в основаниях нашей общей работы по возрождению России» [173] . Советский историк, правда, утверждает, что «15 декабря был издан указ о назначении генерала Деникина преемником верховной власти» [174] , — возможно, основываясь при этом на беглом упоминании в книге бывшего Главнокомандующего Вооружёнными Силами Юга России: «…Актом от 2 декабря 1919 г. (Деникин, как правило, использует старый календарный стиль. — А.К.) предрешалась и «передача верховной всероссийской власти ген[ералу] Деникину»» [175] ; но из текста не ясно, было ли генералом своевременно получено известие об этом (судя по всему — нет), да и сама формулировка остаётся весьма неопределённой. С запозданием узнал Деникин и об указе Верховного Правителя от 4 января 1920 года [176] .

172

Телеграмма Председателя Совета Министров его заместителю от 10 декабря 1919 года, без номера // Последние дни колчаковщины. С. 148 (документ № 67).

173

Деникин А.И. Указ. соч. Т. V. Вооружённые силы Юга России. [Берлин]: книгоиздательство «Медный Всадник», [1926]. С. 103.

174

Корнатовский Н.А. Основные этапы развития восточной контрреволюции // Колчаковщина. С. 13.

175

Деникин А.И. Указ. соч. Т. V. С. 310.

176

Там же. С. 220.

С этим указом связана ещё одна версия, исходящая из советского источника и не подтверждённая документально. Согласно ей, в ночь на 5 января адмирал «решительно подписывает» указ о передаче власти Главнокомандующему Вооружёнными Силами Юга России, после чего следует душераздирающий рассказ о том, как представитель Атамана Семёнова чуть ли не угрозами добивается поддержки у окружения Колчака и вынуждает адмирала, уже «отрёкшегося» и сдавшего власть («Итак — кончено! Тяжесть и ответственность власти переданы другому. Теперь Колчак — обыкновенный русский офицер…»), написать новый указ — не имеющий законной силы и вообще «поддельный» [177] . Это и есть документ, известный как указ от 4 января:

177

Парфенов (Алтайский) П.С. Борьба за Дальний Восток. 1920–1922. [Л.]: Прибой, 1928. С. 40–42.

«Ввиду предрешения мною вопроса о передаче ВЕРХОВНОЙ ВСЕРОССИЙСКОЙ власти Главнокомандующему вооружёнными силами юга РОССИИ Генерал Лейтенанту Деникину, впредь до получения его указаний, в целях сохранения на нашей РОССИЙСКОЙ Восточной Окраине оплота Государственности на началах неразрывного единства со всей РОССИЕЙ:

1) Предоставляю Главнокомандующему вооружёнными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа Генерал Лейтенанту Атаману Семёнову всю полноту военной и гражданской власти на всей территории РОССИЙСКОЙ Восточной Окраины, объединённой РОССИЙСКОЙ ВЕРХОВНОЙ властью.

2) Поручаю Генерал Лейтенанту Атаману Семёнову образовать органы Государственного Управления в пределах распространения его полноты власти» [178] .

178

Указ Верховного Правителя от 4 января 1920 года приводится по факсимильному воспроизведению в: Семёнов Г.М. Указ, соч. Вкл. с. 136/137.

Заметим, однако, что версия

о «недействительности» последнего указа Колчака выдвигалась в 1920-е годы, когда активно выступавший в эмиграции Атаман подкреплял свои позиции ссылкой на законную преемственность от покойного адмирала, а большевики, естественно, были заинтересованы в подрыве его авторитета любыми путями; автор же версии, бывший красный подпольщик (и белый контрразведчик [179] — не профессиональный ли «двойной» провокатор?), П.С. Парфенов-Алтайский, с самого начала своей «историографической» деятельности приобрёл репутацию фальсификатора и печатно обвинялся не только «в «подтасовке» некоторых фактов», но и «в «составлении» некоторых документов» [180] . Всё это, наряду с памфлетно-ерническим тоном его повествования, заставляет с подозрением относиться к голословным утверждениям, — единственным же документом, относящимся к вопросу о «передаче» или «преемственности» власти, как бы то ни было, остаётся неоднократно публиковавшийся, в том числе и факсимильно, указ от 4 января.

179

См.: Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке (1920–1922 гг.). Хабаровск: ХГПУ, 1996. С. 49 (примечание).

180

Парфенов П.С. (Алтайский П.). Гражданская война в Сибири. 1918–1920. 2-е изд., исправленное и дополненное. М.: Государственное Издательство, [1924?]. С. 6.

Но ведь он вовсе не является формальным отречением! В сущности, полномочия, предоставляемые им Семёнову, ничем не отличаются от тех, которыми двумя месяцами ранее был облечен Деникин (последней телеграммой из Сибири), и лишь отражают тяжесть ситуации, когда не только Южная Россия, но и Забайкалье с Приморьем оказались отрезанными от правительственного центра (то есть вагона Верховного Правителя) и впредь до восстановления единства должны были управляться самостоятельно; относительно же верховной власти речь идёт исключительно о предрешении вопроса её наследования (ранее, как мы помним, Колчак колебался), а отнюдь не о состоявшейся сдаче своего поста. И если объективно значение приведённых выше соображений, кажется, не так уж и велико — в ближайшие же часы Верховный Правитель выбыл из строя, и «предрешение» приобрело статус завещания, — то субъективно, применительно к личности Александра Васильевича, дело обстоит совсем не так: поскольку нам не известно официального акта отказа адмирала Колчака от власти, можно предположить, что и в самой безвыходной ситуации, блокированный «союзниками» и почти уже переданный ими в руки мятежников и красных партизан, он был верен морскому закону — до конца оставаться на капитанском мостике тонущего корабля.

…Когда осенью 1916 года взорвался и затонул флагман Черноморского Флота — дредноут «Императрица Мария», Колчак жалел, что пережил любимый корабль. Теперь под воду уходило всё Государство Российское — и адмирал предпочёл до конца не покидать своего поста.

* * *

Последний месяц жизни Александра Васильевича должен был стать достойным по тяжести венцом всех предыдущих испытаний, — и не только потому, что всякий плен тягостен для истинно военного человека или в силу известного нам отвращения, почти физиологического, которое испытывал он к нынешним хозяевам положения. Дело ещё и в нагнетаемой вокруг пленника удушающей атмосфере какого-то бреда, в которой адмиралу суждено было перейти в мир иной и которая и после смерти продолжает окутывать его фигуру. Даже допросы Колчака производят впечатление чего-то иррационального, — искусственного и трудно объяснимого затягивания времени, причём не «подследственным», и на краю могилы держащимся с полным самообладанием и достоинством, а «следователями», которые, запланировав в составленном перед началом «следствия» «Проекте сводки вопросов по допросу адмирала Колчака» уделить основное внимание антибольшевицкой деятельности адмирала [181] , на деле приблизились только к первым его шагам на посту Верховного Правителя, до этого подробно расспрашивая и фиксируя рассказ Александра Васильевича о научной работе, военно-морском строительстве, отношении к покойному Государю и монархии и проч. Допрашивающие как будто не знают, чего они хотят, или же ожидают чего-то — распоряжений из Москвы?

181

См.: Верховный Правитель России… С. 12–13.

А распоряжения не замедлили. Телеграммой, зашифрованной включительно до подписи Председателя Совнаркома (то есть те, кто эту телеграмму принимал, не должны были знать даже о самом факте получения шифровки непосредственно от Ленина), Реввоенсовету наступающей 5-й Армии предписывалось: «Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами (регулярной Красной Армией. — А.К.) Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступали так и так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске» [182] . Невозможно интерпретировать приведённый текст иначе как приказ о бессудном и тайном убийстве, — но сознательно напускаемый туман ставит нас перед новыми вопросами.

182

Цит. по: Плотников И.Ф. Александр Васильевич Колчак. Жизнь и деятельность. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. (След в Истории). С. 274.

Колчак был открытым и смертельным врагом Советской власти, руководившим военными действиями против неё и не отказывавшимся от ответственности за их ведение и результаты. «Международное мнение», несомненно, закрыло бы глаза на любые «суды» и «приговоры» над Верховным Правителем, с официальным признанием которого столь предусмотрительно промедлили великие державы (случайно ли по возвращении из Сибири Жанен — один из главных виновников плена и смерти Колчака — был награждён Орденом Почётного Легиона [183] ?). Практически в тот же период большевики не колебались устраивать открытые «суды» и над людьми, менее «виновными» перед ними («суд над колчаковскими министрами», «процесс социалистов-революционеров», «церковные» процессы), не говоря уже о том, что «публика» в таких случаях вполне могла быть подставной, а все «судебные документы» — фальсифицированы. И тем не менее центральная власть не только не решается «судить» адмирала, но и трусливо прячется за спину местных революционеров, даже в сверхсекретной телеграмме предпочитая изъясняться обиняками (впрочем, весьма прозрачно) и более всего заботясь, чтобы всё было сделано «архинадёжно». И сегодня, читая изворотливое ленинское «поступали так и так» («Шифром… Подпись тоже шифром…»), уместно спросить: почему же Ленин, отделённый тысячами вёрст и сотнями тысяч штыков, так панически боится уже пленного Колчака?

183

Страницы биографии Мориса Жанэна / Перевод с французского // История Белой Сибири. Тезисы 4-й научной конференции. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2001. С. 234.