Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме

Набоков Владимир

Несчастного сегодня встретил я… Конь шагом шел, в седле дремал я сладко; вдруг из кустов он выполз, как змея; прищурился, прицелился украдкой; тогда, вздохнув, — мне было как-то лень, — я спешился и так его шарахнул, так кулаком его по брылам трахнул, что крикнул он и тихо сел на пень, кровавые выплевывая зубы… «Несчастный» — ты сказала? Да, ему бы давно пора украсить крепкий сук осиновый! «Несчастный» — скажет тоже! Он подошел, а я его по роже как звездану…

Колвил.

Э, полно, полно, друг! Хоть ты у нас боец не безызвестный, — но мнится мне, что воду правды пресной ты подцветил вином невинной лжи.

Стретчер.

Ничуть… Ничуть!

Колвил.

Твой подвиг беспримерен, и ты — герой; но, друг мой, расскажи, как это так, что в мыле смирный мерин, а сам герой без шапки прискакал?

Сильвия.

Оставь, отец: меня он развлекал лишь вымыслом приятным и искусным. Он говорил…

Стретчер.

Я говорил одно: я говорил, что Сильвии смешно умильничать с бродягой этим гнусным, я говорил, что кровью все леса измызгал он, что я его, как пса…

Колвил.

Довольно, друг! Задуй свой гнев трескучий, не прекословь девическим мечтам; ведь сто очей у юности, и там, где видим мы безобразные тучи, она увидит рыцарей, щиты, струящиеся перья и кресты лучистые на сумрачных кольчугах. Расслышит юность в бухающих вьюгах напевы дивья. Юность любит тьму лесную, тьму высоких волн, туманы, туманы и туманы, — потому, что там, за ними, радужные страны^{105} угадывает юность… Подожди, о, подожди, — умолкнут птицы-грезы, о сказочном сверкающие слезы иссякнут, верь, как теплые дожди весенние, и выцветут виденья…

Стретчер.

Давно я жду, и в этом наслажденья Не чувствую; давно я, как медведь, вокруг дупла душистого шатаюсь, не смея тронуть мед… Я допытаюсь, я доберусь… Я требую ответ, насмешливая Сильвия: пойдешь ли ты за меня?..

Стук в наружную дверь.

Слыхали?.. Этот стук… Он, может быть…

Колвил.

О нет; наш вольный друг стучит совсем иначе.

Стук повторный.

Голос за дверью.

Отопрешь ли, телохранитель Вакха?

Колвил.

Это он, — хоть стук и необычен. Стречер, милый, куда же ты?

Стретчер.

Я очень утомлен, пойду я спать…

Голос.

Открой! Промокли силы… Ох, жизнь мою слезами гасит ночь.

Стретчер.

Я, право, утомлен…

Колвил.

Ступай же, дочь, впусти его; а нашему герою тем временем я норку покажу. Колвил и Стречер уходят.

Голос.

Да это гроб, а не кабак!..

Сильвия.

(идет к двери)

Открою, открою…

Входит Проезжий.

Ах!..

Проезжий.

Однако, — не скажу, красавица, чтоб ты спешить любила, хоть ты любить, пожалуй, и спешишь… Да что с тобой? Ты на меня глядишь растерянно… Ведь я же не грабила…

Сильвия.

Простите, путник строгий…

Проезжий.

Позови хозяина. Прости и мне; брюзгливо я пошутил; усталость неучтива. Мне нравятся печальные твои ресницы.

Сильвия.

Плащ снимите да садитесь сюда, к огню.

Сильвия выходит в боковую дверь. Меж тем кучер и трактирный слуга вносят вещи Проезжего и выходят опять. Он же располагается у камина.

Проезжий.

Ладони, насладитесь живым теплом алеющих углей! Подошвы, задымитесь, пропуская блаженный жар! И ты будь веселей, моя душа! Смотрю в огонь: какая причудливая красочность! Смотрю — и город мне мерещится горящий, и вижу я сквозь траурные чащи пунцовую, прозрачную зарю, и голубые ангелы на глыбах оранжевых трепещут предо мной! А то в подвижных пламенных изгибах как будто лик мне чудится родной: улыбка мимолетная блистает, струятся пряди призрачных волос, — но паутина радужная слез перед глазами нежно расцветает и ширится, скрывая от меня волшебный лик — мой вымысел минутный, — и вновь сижу я в полумгле уютной, обрызганной рубинами огня…

Входит Колвил.

Колвил.

(про себя)

Дочь не шутила… Впрямь он незнаком мне… Но голос…

Проезжий.

Здравствуй, друг бездомных! Помни пословицу: кто всем приют дает, себе приют в любой звезде найдет…

Колвил.

Мне голос ваш напомнил, ваша милость, ночь в глушнике…