Трагедия капитана Лигова
Шрифт:
— Вы, Петер, кажется, спешите на свой риф? — не оборачиваясь, проговорил сухо Клементьев.
— Нет, герр, — тихо, сдерживая ярость, буркнул Абезгауз.
— Тогда держите правее! — добавил Лигов. — Распороть борт легко!
«Геннадий Невельской» шел самым малым ходом. Вход в бухту лежал между скалистыми мысами Пущина и Чайковского и стал видимым, лишь когда китобойное судно оказалось на его траверзе.
— Кажется, бухта просторная, — заметил Клементьев.
Взгляд его скользил по серым холодным осенним волнам, задержался на каменистом длинном рифе, у которого узкой белой ленточкой волновался прибой, и остановился на просторной долине, расположенной за бухтой. Поросшая редкими деревьями, она уходила к подножию сопок. Затем Георгий Георгиевич осмотрел окруженные рифами берега бухты.
— Как якорная стоянка? — Клементьев поднял бинокль и стал рассматривать устья нескольких речушек, впадавших в бухту.
— Только при тихой погоде. — Лигов сделал Абезгаузу знак держаться правее и с мягкой улыбкой взглянул на капитана. Клементьев опустил бинокль и с недоумением поднял брови, но Олег Николаевич предупредил его:
— Зачем же мы пришли сюда? Так вы хотите спросить? Клементьев ждал, что Лигов скажет дальше, но тут Северов, до сих пор молча осматривавший бухту, схватил капитана за локоть и громко сказал:
— Взгляните-ка на юг, Георгий Георгиевич! Вот это презент!
Клементьев уже и сам, без бинокля, увидел в глубине бухты выступившую от южного берега песчано-каменистую косу. Он сразу же оценил все преимущества этого места. Крутым поворотом к югу берег образовывал небольшой, совершенно закрытый бассейн. В длину он был до двух кабельтовых.
— Это же прекрасно! — Клементьев осматривал естественный ковш. — Природа сама позаботилась о нас.
— Гавань Гайдамачик всегда нравилась мне… — Лигов хотел еще что-то добавить, но оборвал себя. Лицо его побледнело. Олег Николаевич схватился за грудь. Друзья, увлеченные осмотром бухты, этого не заметили. Северов оживленно говорил:
— Глубина ковша пятнадцать футов, а в середине девятнадцать. Входите смело!
Клементьев, не оборачиваясь, отдавал команду Абезгаузу и в машину. Ширина прохода была всего около кабельтова. Георгий Георгиевич уже прикидывал, где удобнее будет бросать якорь китобойцу, где ставить шхуну.
«Геннадий Невельской» вошел в Гайдамачик, Клементьев приказал остановить машину, а Ходову сказал:
— Отдать якорь!
Загрохотала цепь, и якорь звонко шлепнулся о воду, взметнув веер синеватых брызг, и ушел в глубину. Лигов стоял, привалившись к поручням. На его лице выступили капельки пота. Он отвернулся от товарищей, чтобы никто не видел выражения его лица.
— Фрол Севастьяныч! — приказывал Клементьев. — Спустить шлюпку!
По палубе затопали тяжелые башмаки матросов, заскрипели блоки. «Геннадий Невельской», натянув якорную цепь, застыл, точно вмерз в совершенно спокойную гладь гавани. Абезгауз, заметивший состояние Лигова, подумал: «Сдох бы скорее. Не радовались бы тогда эти господа».
Белесое, уже не греющее солнце заливало бухту и ее берега. Легкий, едва уловимый ветерок доносил горьковатый запах далекого пала и аромат сухих осенних трав.
— Господа, прошу на берег, — приглашал Клементьев.
Он не мог скрыть своего волнения. Сейчас они будут выбирать место для завода и поселка. Спускаясь с мостика следом за Северовым и Лиговым, он посмотрел на берег, на долину и остановился. Он точно увидел, как дымят жиротопные печи, у пристани стоят корабли, а дальше, за заводом, дома, улицы…
— Ну, что же вы, Георгий Георгиевич! — кричал Северов из шлюпки. Там уже был и Лигов.
Клементьев легко сбежал по трапу, спустился в шлюпку. Ходов скомандовал гребцам:
— Весла на воду! Куда прикажете, Олег Николаевич, курс держать?
Лигов улыбнулся:
— Я в отставке. Старший тут Георгий Георгиевич!
— Зачем же так? — Клементьев покачал головой.
— Тогда высадимся на косе, — решил Лигов.
Солнце подходило к закату. Моряки вышли из шлюпки. Северов засмеялся:
— Открытие новых земель началось.
— Впервые ли? — усмехнулся Лигов и пошел вперед.
В голосе его были какие-то странные нотки, которые заставили переглянуться Северова и Клементьева. Они смотрели ему вслед. Лигов шел не оборачиваясь. На нем было то же черное пальто, морская фуражка. Он отказался надеть, как это сделали Клементьев и Северов, шапку и теплый бушлат. Фуражка была надвинута на лоб, а пальто на сутулых плечах висело слишком свободно. «Как постарел», — одновременно подумали Северов и Клементьев. Георгий Георгиевич хотел догнать Лигова, но Алексей Иванович задержал его:
— Пусть побудет один!
И Клементьев понял. Лигову действительно нужно было побыть одному. Он шел по шуршащей под ногами гальке, и это еще сильнее напомнило ему то далекое время, тот незабываемый день, когда он вот так же высадился в бухте Счастливой Надежды. Память перенесла его в прошлое. Лигов не заметил, как опустился на камень, обросший ракушками, и долго невидящими глазами смотрел на воду. Он был снова там, на сопке с Марией… «Мария, Мария…» — громко зазвучало имя любимой, и это вернуло его к действительности. Он должен помочь друзьям наладить здесь дело — это и его дело, — а затем побывать на могиле Марии…
Лигов поднялся, оглянулся. Клементьев и Северов стояли у основания косы, осматривая берега бухты. Они так увлеклись, что не заметили, как к ним подошел Лигов.
— Ну, градостроители, возведем здесь свой русский Смеренбург?
Друзья обрадовались перемене настроения Лигова, он улыбался, шутил, задорно спорил, быстро шагал впереди, когда они обходили берег.
«Лучшего места не найти», — все больше и больше убеждался Клементьев, узнав, что во время зимы льдом покрывается только гавань Гайдамачик.