Трагедия капитана Лигова
Шрифт:
Так, думая о своих планах, Петер пришел к Джилларду. Войдя в номер, он подозрительно посмотрел на советника и спросил:
— Вы привезли мне привет от Яльмара?
— Да! Садитесь!
— Давайте письмо! — продолжая стоять, потребовал Абезгауз. Его серые глаза сердито смотрели на Джилларда.
— Мне поручили передать его на словах, — отрезал Джиллард и, больше не приглашая штурвального сесть, заговорил о том, что требовал Дайльтон в своей шифровке. — Ингвалл на китобойце Клементьева?
— Да! Завтра выходим на промысел.
— Ингваллу запрещено становиться за пушку. — Джиллард взял начатую бутылку вина и наполнил два стакана. — Согрейтесь, на улице чертовски мерзкая погода.
Он поежился, но не от холода — в номере было тепло. Вчера он все-таки выпил лишнее…
— Как запрещено? — Абезгауз забыл даже поблагодарить Джилларда за угощение.
Советник рассказал, что знал из шифровки Дайльтона. Штурвальный засмеялся. Его длинное лицо приняло злорадное выражение.
— Надо проучить этого норвежца! Можно за борт?
— Нет! — остановил его Джиллард. — Рюд приказывает заставить его бить мимо китов! Надо, чтобы этот русский прогорел!
— О! — Абезгауз нахмурился. — С Ингваллом не так-то просто разговаривать.
Джиллард предложил:
— Надо намекнуть ему — если будет слушаться, Совет Лиги простит ему нарушение закона гарпунеров, иначе…
Джиллард провел по горлу рукой и указал Петеру глазами на стакан. Они выпили, и тут к Абезгаузу вновь вернулась подозрительность. Можно ли верить этому человеку? Может быть, это провокация? Нужно убедиться, что с ним ведут разговор по поручению Рюда. Немец спросил:
— Яльмар и строчки не прислал?
— Нет, — Джиллард усмехнулся. — Боитесь, что ошибаетесь? Но Рюд благодарит вас за письмо из Шанхая о китобойце Клементьева и Ингвалле. Сто долларов вы заработали.
Джиллард достал из шкафа шкатулку с деньгами и отсчитал штурвальному пачку кредиток. Это убедило Абезгауза: Не стесняясь, он пересчитал деньги и спрятал в карман. «Жадноват», — следил за немцем советник и тоном приказа сказал:
— Ингвалла заставить гарпунить море!
— Будет сделано, мистер… — Абезгауз ожидал, что Джиллард назовет свое имя. Тот промолчал, и Петер вынужден был закончить свою фразу: — У меня есть мысль…
— Олл райт! — кивнул Джиллард. — Делайте как хотите. А сейчас у меня к вам есть деловое предложение. — И, подойдя к Абезгаузу, который был выше его на голову, Уильям понизил голос: — Достаньте чертежи китобойца!
Неожиданное предложение Джилларда озадачило Абезгауза. Чертежи нужно было выкрасть из каюты капитана, а это очень опасно. Абезгауз почесал свой оголенный подбородок, погладил бакенбарды.
— Большой риск…
— Большие деньги — тысяча долларов!
Штурвальный не мог устоять против такого соблазна — тысяча долларов. Да столько не всегда заработаешь за год. Он спросил:
— Куда переслать чертежи?
Джиллард вытащил блокнот и написал адрес своей конторы в Сан-Франциско, на которой была вывеска отнюдь не с его фамилией. Листок он протянул Петеру с новыми ста долларами:
— Задаток…
Шхуна «Надежда» едва поспевала за «Геннадием Невельским», хотя и несла все паруса. Зимнее Японское море было неприветливым и беспокойным. Где-то на юге бушевали тайфуны, и их отголоски доходили сюда. Свистел в снастях ветер, били в борта волны, и с дробным стуком падали на палубу брызги. Они тут же замерзали белыми звездочками.
— Ух-х! Ух-х! Бум-мм! — Волны содрогали шхуну, но она не сбивалась с курса. Белов время, от времени кидал штурвальному:
— Круче держать!
Ветер был почти попутный. Капитан обратился к стоявшей рядом с ним жене Клементьева:
— Не холодно, Тамара Владиславовна?
— Нет, — Она улыбнулась Белову. — Я же должна стать моряком, Константин Николаевич! Верно?
Он молча кивнул. Слова молодой женщины напомнили ему Марию Лигову. По лицу старого капитана прошла тень грустных воспоминаний. От них его оторвала Тамара:
— Смотрите, нам сигнализируют флажками!
С шедшего впереди «Геннадия Невельского» семафорили; Белов читал, подняв к глазам бинокль: «Поздравляем капитана выходом промысел». Прочитал Белов и растрогался. Клементьев, а с ним, конечно, и Ходов, и Мэйл рады его возвращению на китобойное судно. А ведь после нападения американцев на «Аляску» он дал себе слово навсегда расстаться с китобойным делом. Но не выдержало сердце. И Белов был рад, что вот снова ведет парусное судно, то самое, что потопило его «Аляску». Бог справедлив и не забывает наказать виновных. Слава тебе, всевышний!
Радовалась и Тамара. Она не замечала ни хмурой погоды, ни качки и мысленно молила: «Дуй, ветер, дуй!» Ей хотелось скорее оказаться в Японии. Там, в русской церкви, священник наденет ей обручальное кольцо, которое уже столько раз примеряла Тамара и каждый раз с тяжелым вздохом укладывала обратно в сафьяновый футляр. Теперь оно находится у Георгия.
Молодая женщина устремила свой взгляд на китобойное судно. Оно, как и шхуна, шло под парусами. «Геннадий Невельской» скользил, как яхта, чуть кренясь на правый борт. Тамара с таким выражением следила за судном, что Белову стало неловко, точно он тайно присутствовал при свидании влюбленных. Константин Николаевич отошел. Тамара этого не заметила. Она всеми мыслями была сейчас там, на китобойце, рядом со своим любимым. О, если бы не эти странные морские правила, этот нелюдимый норвежец! «Нет, я не могу, я не должна ни о ком плохо думать, — остановила себя Тамара, — это может принести им неудачу».
Тамара обратилась к Белову:
— Когда мы будем в Нагасаки, Константин Николаевич? — И тут же засмеялась: — Простите, я уже, наверное, сотый раз спрашиваю одно и то же!
Ее лицо зарделось: что подумает о ней капитан? Но Константин Николаевич правильно понял молодую женщину и мягко сказал:
— Утром должны быть в порту.
«Утром, — забыв свое смущение, радостно повторила про себя Тамара. — Вот кончится этот день, пройдет ночь, и мы будем в Нагасаки». И еще большее нетерпение охватило ее. Ей показалось, что время стало идти медленнее, вот как эти волны.