Трагедия закона
Шрифт:
— Нет, — хрипло произнес он. — Думаю, это не поможет.
— Вы хотите сказать, что у вас нет никакого объяснения?
На этот раз Бимиш поднял голову и произнес громко, почти вызывающе:
— Именно это я и хочу сказать, милорд.
— Вы уволены, — заявил Барбер тоном, в котором смешались печаль и суровость.
Бимиш открыл рот, словно собирался что-то сказать, потом явно передумал и неверными шагами направился к двери.
На этом неприглядный эпизод мог бы и закончиться, если бы черт не попутал Барбера снова заговорить.
— Бимиш! — окликнул он своего секретаря в тот самый момент, когда он уже дошел до двери.
Бимиш повернулся и молча уставился на него. На его лице все еще блуждало затуманенное выражение, однако щеки начали розоветь, а губы сжались в твердую решительную линию.
— Я не уверен, — сказал его светлость, — что вас не следовало бы отдать под суд, но не буду этого делать: не хочу усугублять наказание, которое вы сами навлекли на себя своим преступным поведением. Вы обманули мое доверие — безоговорочное доверие, которое я, по простодушию, оказывал вам в течение нескольких лет. Был ли этот инцидент единичным или нет, я доискиваться не стану. Удар, который был нанесен мне, когда я обнаружил предательство там, где ожидал преданности, не измеряется количеством ваших проступков или суммой растраченных вами денег. Не стану я интересоваться и причинами, заставившими человека вашего положения рисковать всем, чем человек обязан дорожить во имя…
— Ну хватит! — вдруг гаркнул Бимиш.
Все в ужасе замолчали.
— Нечего читать мне ваши идиотские нотации, — грубо продолжил он. — Я пока не на скамье подсудимых, а если и попаду туда когда-нибудь, то, слава Богу, не вы будете меня судить, это уж точно! Я прикарманивал деньги, да. Но что из того? Я не единственный, кого за это уволили, — только и всего. Все равно на предстоящие полгода мне эта работа уже не светила, и вы это прекрасно знаете! Не вам говорить мне о том, что вы оказываете мне милость, не отдавая под суд. Вам самому место на скамье подсудимых, и если бы у нас не было разных законов — одни для богатых, другие для бедных, — вы бы уже на ней сидели.
— Замолчите! — взревел судья.
— Меня — под суд? — нисколько не смутился Бимиш. — Вы не посмеете! Только попробуйте. Мне есть что порассказать о том, что происходило во время этого турне, о вас и об этой прекрасной даме, которая вас до этого довела. Вы перестанете быть судьей раньше, чем я стану подсудимым, не забывайте этого. И должен вам сказать, я не единственный, кому кое-что известно. Я…
— Сейчас же покиньте комнату!
— Ладно, старина, ухожу. Но помните, что я вам сказал. Вы получили немало предупреждений, это — последнее. С вами что-то непременно случится!
Дверь за ним с грохотом захлопнулась.
Компания, которая прибыла в Лондон на следующий день, производила впечатление крайней подавленности. Трудно было сказать, в каком из вагонов поезда настроение было более угнетенным — в вагоне третьего класса, где Сэвидж, Грин и миссис Скуэр потрясенным шепотом обсуждали позорное падение своего коллеги, или в вагоне первого класса, где Дерек, Хильда и Барбер сидели в унылой тишине. Напряжение усугубилось серией мелких неприятностей, омрачивших обычно безмятежное перемещение королевского представителя из одного пункта в другой. Такие заурядные дела, как покупка билетов, обеспечение носильщиками, размещение багажа, которые прежде улаживались Бимишем настолько эффективно, что казалось, будто все происходит само собой, теперь вырастали в навязчивые проблемы. Сэвидж, когда эти дела попытались поручить ему, смиренно, но твердо заявил, что в его обязанности не входит выполнять работу секретаря, и в конце концов пришлось Дереку взять на себя большую часть этих забот. Он допустил ряд мелких оплошностей, которых судья, чью угрюмость слегка облегчали лишь плитки молочного шоколада, похоже, не замечал, а Хильда терпела с мученической покорностью.
Наконец путешествие закончилось. Дерек усадил чету в такси и долго смотрел вслед машине, увозившей озабоченного пожилого джентльмена и его молодую красивую жену. Миссия была выполнена, и альтер эго его величества больше не существовало вплоть до следующего турне — если следующему турне суждено было состояться.
Поезд, которому предстояло увезти Дерека домой, отходил с того же вокзала, и до его отправления оставалось около часа. Он велел носильщику везти его вещи в камеру хранения и сам двинулся было следом, когда за его плечом раздался тихий голос:
— Сэр, не уделите ли мне несколько минут?
Дерек удивленно обернулся. Секунду назад он смотрел в том направлении и мог поклясться, что там никого не было. Более того, на пустом пространстве вокзала вообще не было места, где мог бы спрятаться человек, не говоря уж о таком великане, какой шагал сейчас рядом с ним. Казалось, что он материализовался из воздуха. Таков был обескураживающий обычай инспектора Моллета, секрет которого знал он один.
Дерек ответил, что ему как раз надо убить время.
— Я так и подумал, что вы будете дожидаться поезда, отходящего в 12.45, если направляетесь прямо домой, — заметил инспектор. — И это дает нам время немного поболтать, если не возражаете.
Моллет говорил так небрежно, что Дерека в тот момент вовсе не удивила осведомленность Скотленд-Ярда о его передвижениях. Только позднее, осознав необычность этой встречи, он почувствовал неприятный холодок, пробежавший по спине. Но к тому времени было уже слишком поздно.
Они молча дошли до камеры хранения, и Дерек подумал, что в гулкой вокзальной пещере нет места для тихой беседы, но Моллет предусмотрел и это.
— Начальник вокзала любезно предоставил нам свой кабинет, — сказал он и привел Дерека в небольшую тихую комнату.
— Я видел, что ваша маленькая компания вернулась благополучно, — продолжил он, усевшись и набивая трубку, — и в полном составе, исключая, как я заметил, секретаря судьи. Что с ним случилось?
— Он больше не является секретарем судьи. Вчера вечером его уволили. За растрату.
На лице Моллета, насколько можно было видеть сквозь густой табачный дым, не отразилось никакого удивления.
— Это кое-что объясняет, — только и прокомментировал он.
Минуту-другую он молча курил, потом сказал:
— Итак, мистер Маршалл, во время нашей последней встречи мы обсуждали разного рода неприятности, случившиеся во время турне. Леди Барбер они сильно тревожили. С тех пор я ничего об этом от нее больше не слышал. Но мне важно знать, не произошло ли еще чего-нибудь аномального в оставшийся отрезок турне, и я подумал, что, быть может, вы могли бы мне помочь?
— Не уверен, что понимаю, что вы имеете в виду под словом «аномального», — ответил Дерек. — Видите ли, прежде я никогда в таких турне не участвовал, поэтому едва ли знаю, что следует считать нормальным.