Трагедия закона
Шрифт:
Моллет без обиды отнесся к его увертке.
— Ну, то, о чем я говорю, вам известно: например, анонимное письмо в Рэмплфорде…
— Вы о нем знаете?
— Конечно. Думаю, оно у меня даже где-то здесь. — Он вынул из внутреннего кармана пальто набитое бумагами портмоне. — Судья отправил его обратно в полицию Рэмплфорда, как только доехал до Уитси, а оттуда его переслали нам.
— Я не знал, что он это сделал, — сказал Дерек.
— Не знали? Ну, того, что он это сделает, следовало ожидать. Видите ли, эти анонимные письма весьма нервировали его с самого Маркхэмптона. Но, в конце концов, почему он должен был говорить об этом вам? Рискну предположить, что вы не знали о многом, что происходило вокруг.
— А я думаю, что мне было известно о происходившем вокруг гораздо больше, чем судье, — опрометчиво заметил Дерек.
— Что ж, очень радостно слышать, — сказал Моллет. — Потому что это как раз то, что мне нужно, — узнать, что именно происходило. — И, видя, что Дерек колеблется, он добавил: — Разумеется, в ближайшем будущем я поговорю с ее светлостью. Я лишь подумал, что было бы полезно узнать точку зрения, так сказать, человека со стороны, и, встретившись здесь с вами, хочу воспользоваться случаем, пока события еще свежи в вашей памяти.
Дерек смутно догадывался, что не следует в отсутствие Хильды никому ничего рассказывать о происшествиях финального периода турне, но последние слова инспектора развязали ему язык, и к тому времени, когда подали его поезд, он выдал Моллету все, что знал. Устроившись в непривычно неудобном вагоне третьего класса, он имел время подумать и с удивлением осознал, сколь многое, в сущности, сохранилось в его памяти. Деликатно направляемый инспектором, он припомнил массу деталей, о которых самостоятельно никогда бы не задумался. Не то чтобы его собеседник вытягивал из него какие-то ответы. Напротив, ничто не походило на перекрестный допрос меньше, чем только что закончившаяся дружеская беседа. Просто создавалось впечатление, что по какому-то наитию инспектор Моллет точно знал, чего недостает в том или ином описании или объяснении, словно сам побывал на месте, поэтому его вопросы всегда попадали в точку, стимулируя ленивую память Дерека. Кстати, вопросов было на удивление мало. Большую часть времени Моллет удовлетворялся просто молчаливым слушанием. Удивило Дерека и то, что он не делал никаких записей. Тем не менее не оставалось никаких сомнений: ничто из сказанного не прошло мимо его внимания. Дереку казалось, что он заправляет фактами некую машину, которая в должный срок произведет продукт. Интересно, каким будет этот конечный продукт, подумал он.
На следующий день, приблизительно в то же время, Моллет делал доклад заместителю комиссара, руководившему его департаментом.
— Сэр, сегодня утром я встречался с леди Барбер, — говорил он. — Она рассказала почти то же самое, что мистер Маршалл, с одним-двумя отклонениями.
— Этого следовало ожидать, — сказал заместитель комиссара. — Были ли какие-то из этих отклонений важными?
— Только одно показалось мне заслуживающим внимания. Она не упомянула об инциденте с мертвой мышью.
— В самом деле? Вы задали ей этот вопрос?
Моллет улыбнулся:
— Нет, сэр. Мне показалось, что лучше этого не делать.
— Но инцидент имел место? Или вы считаете, что парень мог его придумать?
— Нет, у него не такая богатая фантазия. Думаю, инцидент действительно имел место.
— Тогда почему она его скрыла?
— Полагаю, сэр, главным образом потому, что он не укладывается в ее версию.
— Что ж, это свойственно человеческой натуре. А в чем состоит ее версия?
— Если быть точным, это не одна версия, — пояснил Моллет. — Их несколько. Предпочтение она по-прежнему отдает той, согласно которой все эти разные происшествия являются делом рук Хеппенстола.
— Так вы не сообщили ей, что?..
— Нет, сэр. Если помните, мы тогда еще договорились не упоминать об аресте Хеппенстола до тех пор, пока турне не закончится. Я взял на себя смелость несколько продлить срок в отношении этих двух персон, поскольку они начали бы придумывать новые идеи, а мы, в конце концов, охотимся сейчас за фактами, а не за идеями, не так ли, сэр?
Заместитель комиссара кивнул, потом со вздохом сказал:
— Странная все-таки сложилась ситуация. Вам не кажется, что было бы полезно получить показания самого судьи?
— В нынешних обстоятельствах нет, сэр. Есть еще только один человек, с которым я хотел бы побеседовать — по разным причинам.
— Вы имеете в виду Бимиша?
— Именно, сэр. Рискну предположить, что нам скоро удастся поймать его: он на мели.
Заместитель комиссара улыбнулся и бросил взгляд на стопку папок, лежавших перед ним на столе.
— Да, — сказал он, — я только что просматривал отчет по делу ночного клуба «Корки». Думаю, закрытие заведения больно ударило по Бимишу.
— По-моему, именно туда в течение долгого времени уходили все его «сбережения», легальные и нелегальные, — согласился Моллет. — Странный вид побочной деятельности для секретаря судьи, правда? Он, конечно, очень умело заметал следы. Даже управляющий не знал, кто его патрон. Полагаю, после закрытия клуба он остался в больших долгах, и этим объясняется его попытка помочь себе, отхватив кое-что от судейских денег столь откровенным образом.
— Безусловно. Но это, конечно, второстепенный сюжет. Больше всего меня интересует серия нападений на судью. Какова ваша версия этих событий?
Инспектор молчал.
— Должна же у вас быть какая-нибудь версия, — укоризненно сказал старший по чину.
— Да, сэр, она у меня есть, — неуверенно ответил Моллет. — Только, боюсь, она покажется вам довольно смехотворной. Я хочу сказать, что все факты мне, конечно, известны, но я не могу понять причины. А без причины все похоже на бессмыслицу. Логически все выстраивается разумно, но с точки зрения психологии все кажется неправильным. Если, конечно, мы не имеем дело с одним из тех странных душевных расстройств, которые…
— Перестаньте! — прервал его заместитель комиссара. — Мы полицейские, а не психиатры. Хватит фантазировать, и расскажите мне, в чем суть вашей версии.
Моллет рассказал. Последовал комментарий:
— Абсурд!
— Да, сэр, — смиренно согласился Моллет.
— Полный абсурд!
— Согласен, сэр.
Не менее полуминуты оба молча размышляли над абсурдностью выдвинутой версии.
— Ну, предположим, что вы правы, — сухо сказал заместитель комиссара, — и что тогда делать?