Трагедия закона
Шрифт:
— Так-так! Как мы знаем, такое случается, даже с судьями.
— Да. Но этот случай хуже, потому что сбитый человек впоследствии умер, и отца Шилы собираются судить за убийство.
— Не повезло, очень не повезло. Но вы не отчаивайтесь. Тут существует множество лазеек. Любой юрист скажет вам, что процент обвинительных приговоров по делам о дорожных происшествиях со смертельным исходом ниже, чем по любым другим. Кроме того, в военное время присяжные ценят человеческую жизнь не так высоко, как в мирное. И кто бросит в них камень? Тем не менее дело неприятное, примите мое сочувствие. Кстати, о дорожных происшествиях, — продолжил он, будто хотел поскорее сменить тему, — с вами никто не связывался по
— Да, — ответил Дерек, — я получил письмо от каких-то Фарадеев или как их там и ответил им, что не желаю иметь к этому никакого отношения.
— Напрасно. Вас просто вызовут в суд повесткой. Последуйте моему примеру и дайте одинаковые показания обеим сторонам. Но помяните мое слово: до суда это дело никогда не дойдет. Его наверняка уладят pro bono publico. [41]
Дерек сердито вспыхнул.
— Это неправильно, — пробормотал он.
— Что неправильно?
41
Ради общественного блага (лат.).
— Что отца Шилы будут судить, а этот человек выйдет сухим из воды только потому, что…
— Милый друг, мы с вами это уже обсуждали, помните? Не давайте воли своему идеализму, а то бог знает, какие контракты вы санкционируете в своем министерстве. Кроме того, не забывайте, что подобные вещи — палка о двух концах. Я бы не поручился, что Брадобрею предстоят менее тяжелые времена, чем вашему будущему тестю. Пусть это вас утешит. По Темплу ходят слухи… впрочем, об этом мы поговорим в следующий раз. Вижу, что вам не терпится вернуться к своим делам. А мне надо возвращаться в свою контору. После сегодняшнего утреннего чуда может случиться все, что угодно. Меня не удивит даже, если мне позвонит какой-нибудь новый клиент.
Петтигрю был прав. Переживания обычного человека, ожидающего обвинения, даже весьма серьезного свойства, в уголовном суде, наверное, редко достигают такой остроты, как переживания Барбера в ожидании гражданского иска за правонарушение в результате небрежного вождения. На самом деле иск еще не был предъявлен. Всеми возможными способами Хильде, которой Барбер, сломленный своими страданиями, полностью доверил ведение этого дела, удавалось пока отсрочивать злосчастный день. Выдвигая все новые предложения и контрпредложения, используя любое средство затянуть и выиграть время, они с братом умудрялись держать дело в подвешенном состоянии месяц за месяцем. Безусловно, это была превосходная тактика проволочек, проводившаяся в жизнь с завидным умением и упорством, но она давала всего лишь отсрочку, не более. Барбер прекрасно понимал, что вся эта борьба все равно окончится одним из двух единственно возможных результатов: либо громким скандалом в суде — либо мировым соглашением, которое его полностью разорит.
Как только завершилось турне, серия угроз и неприятных происшествий, которые преследовали его, внезапно оборвалась. Всегда безразличный к своей безопасности, он определенно сожалел о нынешней бессобытийности жизни. Вероятно, именно поэтому он твердо настоял на отзыве двух агентов Скотленд-Ярда, которые в течение нескольких первых недель по возвращении из турне нарочито-неотступно следовали за ним по пятам, сопровождая в суд и обратно. Это было излишне. Никто, судя по всему, больше не собирался угрожать его жизни, и он, оставленный в покое, продолжал безо всякой радости исполнять свои профессиональные обязанности, становясь все более ожесточенным и замкнутым.
Тем временем, по мере того как суровая зима уступала место прекрасной, но исполненной мучительных ожиданий весне 1940 года, он начинал все более ясно отдавать себе отчет в том, что слухи о его злоключениях распространяются шире и шире. С момента памятной встречи с коллегой-судьей в «Атенеуме» никто не сказал в его присутствии ни слова, которое хотя бы отдаленно намекало на это дело, но обострившимися вследствие стресса нервами он ощущал, что все вокруг все знают. Он видел смущение своих высокопоставленных коллег по инну, когда присоединялся к ним во время обеденного застолья. Он был уверен, что последний швейцар в суде смотрит на него особенным взглядом. Его новый секретарь — кстати, Барберу неожиданно трудно оказалось найти замену Бимишу — выказывал ему меньшее, чем положено, уважение, словно знал, что служит на тонущем корабле. А время от времени, проходя через Темпл, он боковым зрением замечал Бимиша, который, без сомнения, шастал там в поисках работы, но одновременно активно распространял ядовитые сплетни среди своих бывших коллег.
Сплетни тем не менее, как бы быстро ни распространялись, не сразу доходят до официальных кругов. А возможно, те, кто в этих кругах вращается, предпочитают не замечать их до тех пор, пока они не получат подтверждения в ходе осторожного расследования. Так или иначе, только за неделю до окончания судебной сессии Барбер узнал, что его бесчестье перешагнуло стадию сплетен и озаботило очень важных лиц. Он всегда знал, что рано или поздно это случится, но это не предотвратило шока, который он испытал, когда некое очень высокопоставленное в юридическом мире лицо призвало его к себе и тактично поставило вопрос об отставке.
Лицо вело себя чрезвычайно деликатно и всячески старалось смягчить удар. Оно несколько раз коснулось здоровья Барбера, и впрямь заметно пошатнувшегося вследствие нервного напряжения, в котором он жил последние несколько месяцев. Тем не менее лицо ясно дало понять подтекст разговора: человек в положении Барбера не должен оставаться судьей. Если это неприятное дело может быть улажено быстро и окончательно — то прекрасно, скандал еще можно погасить и предать забвению, прежде чем общественное доверие и доверие юридической администрации не утрачено безвозвратно. Но если дело будет заведено или просочится в прессу, что ж, тогда лицо за последствия не отвечает. В целом лицо, оказавшееся на удивление хорошо осведомленным, считало шансы на немедленное достижение мировой призрачными. Не лучше ли уйти в отставку сразу, пока гниль не успела расползтись дальше? Барбер, конечно же, должен рассмотреть этот вопрос с точки зрения интересов судейского сообщества, а точнее, с точки зрения интересов всего британского правосудия…
Несчастный Барбер поймал себя на том, что униженно умоляет об отсрочке решения. Он не может уйти в отставку сейчас, в разгар судебной сессии. Сделать это, убеждал он, все равно что признать себя виновным в неправомерном поведении. Это как раз и вызовет скандал, которого все так хотят избежать. Кроме того, он не теряет надежды найти компромисс со своими оппонентами — в сущности, он уверен, что сумеет уладить дело миром в довольно короткий срок. В любом случае ему нужно время, чтобы подумать…
Лицо, продолжая проявлять деликатность, заверило, что не имеет ни малейшего намерения оказывать давление на Барбера.
— Более того, — отметило лицо, — по закону я не имею права это делать. Но в то же время…
В конце концов сошлись на следующем. Поскольку иск пока не подан и официально Барбер не является ответчиком, то — если положение не достигнет той точки, когда станет очевидной невозможность быстро уладить дело, — он может оставаться на своем посту до окончания летней сессии. Если удастся закрыть и бесповоротно похоронить дело Сибалда-Смита, тогда прошения Барбера об отставке будут ожидать во время следующих после нее судебных каникул.