Трагическая связь
Шрифт:
— Черт, — бормочет она, еще одна застенчивая улыбка растягивается на ее лице. Это все, что мне нужно знать о том, что произошло между ней и ее самым поврежденным Привязанным.
Остальное — не мое дело.
Я целую ее в макушку, стараясь не забрызгать себя водой, еще из-за чего мой отец стал бы на меня ругаться, и пользуюсь последней секундой, чтобы успокоить ее.
— Нет ничего плохого в том, чтобы быть с любым из твоих Привязанных. Не позволяй Бэссинджеру наезжать на тебя, говоря, что ты должна кому-то что-то объяснять. Это не его дело.
Оли вздыхает и кивает. —
Я киваю в ответ и наклоняюсь, чтобы подарить ей последний обжигающий поцелуй, прежде чем оставить ее в ванной подготавливаться к предстоящему дню и, наконец, столкнуться со своей судьбой — общению с родителями в четыре утра во вторник.
* * *
Учебный центр Так оживлен, как никогда раньше, тела перемещаются по помещениям с бешеной энергией, которая бывает только тогда, когда в город возвращаются крупные игроки. Обычно, когда мир не катится в тартарары, такое случается максимум раз в год, но в ближайшие недели мы увидим всех сильнейших Одаренных, которые находятся на нашей стороне.
Счастливчики, мать их.
Как только я вхожу в двери, Киран встречает мой взгляд через всю комнату и гримасничает, давая мне понять, как чертовски неприятно видеть этих людей в нашем доме. Мы работали вместе и дружили достаточно долго, чтобы он точно знал, как я отношусь к своей семье. Ему не больше, чем мне, хочется разбираться со всем этим.
Дело не в том, что я не люблю своих родных.
Они были хорошими родителями. Они заботились обо мне и вырастили без каких-либо травм, которые, похоже, есть у всех моих друзей и членов группы Привязанных, но как только я стал достаточно взрослым, чтобы присоединиться к ТакТим и проложить себе путь наверх, все изменилось. Работа с ними превратилась в кошмар, особенно после того, как стало известно, кто именно входит в мою группу Привязанных.
Была причина, по которой я не спешил звать их домой, чтобы познакомить с Оли.
Я пересекаю фойе, позволяя свирепому выражению своего лица раздвинуть море тел, потому что, как бы ни был взволнован персонал ТакТим, никто из них не хочет видеть меня с плохой стороны.
Когда я, наконец, добираюсь до Кирана, он хлопает меня по спине и делает шаг ко мне, чтобы прошептать: — Они сейчас с Ансером. Медицинский персонал закончил с ним и выписал его прошлой ночью, но я не думаю, что ему стоит пока спускаться сюда. Он не в том состоянии духа для этого. Вивиан согласен со мной, но мы ни хрена не сможем с этим поделать, когда Генерал попросит о встрече с ним.
Генерал.
Кодовое слово для моего отца, который определенно не Генерал, но нам все равно нравится называть его так за глаза. Кайри начала это когда мы были детьми, и я тогда еще не понимал, почему она так упорно сопротивляется ему. Он всегда относился к ней иначе, чем ко мне, и мне стыдно признаться, что потребовалось очень много времени, чтобы понять, к чему клонит моя сестра.
Двери центра снова открываются, и я оглядываюсь, ожидая увидеть Норта, входящего внутрь, но вместо него обнаруживаю там Кайри, как будто мои мысли вызвали ее. Она выглядит так, словно попала под поезд.
Я хмуро смотрю на нее, когда она чуть плотнее запахивает пальто по бокам и топает ко мне. Толпа людей расступается
Они бы обделались, если бы увидели.
— Какого хрена Генерал вернулся? — рявкает она, как только доходит до нас, и я приподнимаю бровь в ответ на ее слова. Они гораздо более резкие, чем я ожидал, более ядовитые, чем ее обычное отношение.
Киран хихикает себе под нос и наклоняется ко мне, чтобы заговорщически прошептать: — Кайри наслаждалась вниманием некоторых строителей, с которыми работал Гейб, и то, что ей, возможно, придется объяснять некоторые из этих действий дорогой мамочке и дорогому папочке, не идет ей на пользу.
Я стону и провожу рукой по лицу, когда она пожимает плечами, глядя на нас обоих, совершенно не раскаиваясь. — Мне насрать, что они думают о моих действиях. Это никого не касается, кроме меня самой. Я — Непривязанная, помнишь? Проблема в том, что мы пытаемся сделать вид, что все в Убежище так сплочены и счастливы быть здесь, и впутывание Генерала в это дело ни к чему хорошему не приведет. Ты предупредил Оли о том, что сейчас произойдет? Черт, неужели никто не подумал рассказать о нем ее узам? Потому что они даже не могут смириться с тем, что кто-то из нас косо смотрит на любого из ее Привязанных, не говоря уже о том, что Норт и Нокс окажутся в одной комнате с папой.
Я убираю руку от лица и смотрю на нее. — Я подумал об этом, очевидно, но что я должен делать? Сказать отцу, что ему запрещено приходить сюда? Ведь это было бы так просто сделать. Норт согласился пустить его сюда, чтобы дать последний отчет. Предполагается, что он пробудет здесь всего ночь или две. Этого будет достаточно, чтобы мы могли коротко помахать Оли перед его лицом, а затем продолжить жить своей жизнью.
Киран кивает, как будто я даю ему много патронов для последующих колкостей, а Кайри прижимает обе руки к вискам, как будто ее мучает огромная головная боль, хотя я сомневаюсь, что она может быть такой же сильной, как у меня.
— И как именно ты убедишь братьев Дрейвенов позволить их Привязанной находиться в одной комнате с Генералом без них? Потому что единственный способ помешать ее узам выйти наружу и вырвать его душу через ноздри, — это чтобы она не знала об их проблемах.
Киран переводит взгляд с Кайри на меня, а затем вмешивается. — Я не думаю, что нам придется беспокоиться о том, что Ноксу не все равно. Кажется, его вполне устраивает, что Оли делает что-либо, из-за чего ее могут убить, искалечить или похитить.
Я не так планировала вести этот разговор ни с кем из них, но все же пробормотал: — Возможно, это уже не так.
Они оба смотрят на меня, удивленные, и я пожимаю плечами. — Она спасла ему жизнь. Это включало в себя душевную связь, и они, похоже, нашли как-то общий язык.
Киран фыркает, как будто я рассказал отличную шутку, и снова хлопает меня по спине. — Конечно, конечно. Ноксу Дрейвену не наплевать на свою Привязанную. Я верю тебе, на сто процентов. Это определенно то, что здесь происходит, а не просто то, что он плохо соображал после, ну, знаешь, смерти.