Трамлин-полет
Шрифт:
Это произошло на следующее или через одно, а может, и через два лета после знакомства с "антилопой-гну-студенческой", в Забайкальских степях. Я работал сезонным водителем в геологоразведочной партии. Мой ГАЗ-69 с прицепом набивался до отказа палатками, продуктами, инструментами, канистрами с бензином, да еще садилось восемь (я девятый) замечательных парней (я не в счет) и девчонок - это геологи. Мы ехали с ними работать километров за семьсот в какую-нибудь тьмутаракань, где не удивляют не описанные никем красоты, никем не пуганное зверье, агаты и сердолики под ногами, а удивляет лишь встреча с человеком.
В тот день наш отряд только что выехал с базы, располагавшейся под Забайкальском, и направлялся в сторону Борзи, где должен был взять круто влево и степями, добраться
Наше приближение не нарушило у свиньи состояния нирваны. Только грязная волна, ударившая в бок, заставила ее поднять уши и открыть, глазки. Убедившись, что мы "проплываем" мимо, свинья выдавила из себя вялое "хрю", закрыла глазки, уши тут же упали вперед, и блаженное оцепенение вновь овладело ею.
Казалось, что такого! Свинья в луже - эка невидаль. Но картина поразила своей монументальностью и откровенностью свинского счастья. Мы не могли оторвать глаз. Я высунулся чуть ли не по пояс из окна кабины и, продолжая ехать, окинул взглядом еще раз всю сцену. И тут я услышал из салона машины вначале одно испуганное "эй-эй", но как-то не сразу среагировал, что "эй-эй" относится ко мне, а когда закричали все, то только тут оторвался от зрелища я посмотрел вперед. Но было уже поздно. Машина, взлетев на какой-то куче земли, неслась прямо на курятник... Бедные птички, они тогда перенесли сильный стресс, как, впрочем, и мои пассажиры.
Так что же произошло? Когда я высунулся в окно, то для большей устойчивости стал крепко держатся за руль, используя его как точку опоры. При этом неосознанно поворачивал его по мере все большего и большего разворота туловища назад. Вот так "эй-эй" и превратилось в "ой-ой-ой". С тех пор вывел для себя золотое правило: руль никогда, ни при каких обстоятельствах не должен быть точкой опоры. И еще. Стой хоть на голове, но точно знай, куда повернуты управляемые колеса и куда едет при этом автомобиль. Вроде бы ничего особенного, но только потом, придя в спорт, оценил всю важность "свинского опыта", как я его назвал. Виктор переварил услышанное и спросил:
– Так что, Андреич, у тебя на каждый прием такое есть?
– Ну, не всегда веселое, есть и печальное, есть и такое, чего стыдишься и никогда никому не расскажешь. Это связано, наверное, с тем, что у меня, как я понимаю, сильно развита ассоциативная память. Причем сюжеты-катализаторы есть не только в приемах вождения, но и в ощущении ситуации, в тактике, стратегии... Вот, например, умение концентрироваться в мгновение опасности связано с таким случаем.
Вслед за "свинским опытом" там же в степях Даурии произошел курьез, который на первый взгляд мог научить только одному - не выпендриваться. Но все оказалось гораздо серьезнее, чем виделось вначале.
Мы - это я и шестеро геологов - возвращались к месту временной стоянки. Дорога была широкая с песчано-гравийным покрытием. Я передал руль начальнику нашего отряда Вите Львову, а сам сидел справа. Водительского опыта у Виктора еще не было, и он только-только начинал постигать азы. Я по сравнению с ним считал себя маэстро. Так вот, на скорости километров семьдесят Виктор стал слишком резво объезжать большой камень, и наш газик занесло. Он, как испуганный заяц, запетлял из стороны в сторону и наконец остановился у обочины. Витя взмок. Я посмотрел на него из заоблачных "высот" собственного опыта и, покровительственно похлопав по плечу, сказал:
– Разве так выходят из заноса? Дай-ка я покажу.
Удрученный начальник стал нехотя перелезать на правое сиденье, а один из ребят, сидящих сзади, запротестовал:
– Вы кончайте здесь показательные выступления устраивать. Я хоть сам и не езжу за рулем, но напереворачивался уже всласть. Так, что сыт во как - он ребром ладони показал, по каких пор он сыт, и попытался выйти из машины. Но поздно - я уже трогался с места.
На скорости девяносто посылаю газик влево, вправо и опять влево. Начинаются броски машины из стороны в сторону. Не успел сказать, что, мол, сейчас я ее "поймаю", как чувствую - не тут-то было! Амплитуда зигзагов стала стремительно расти и не успел я и глазом моргнуть, как оказался за пределами дороги. Причем самое интересное, броски прекратились, а мы несемся на той же скорости по кювету, точнее, правые колеса с одной стороны кювета, а левые - с другой. Как меня угораздило это выполнить? Убей Бог, не знаю. Вдобавок ко всему дорога идет под гору. Помню, как захотелось немедленно ударить по тормозам или резко повернуть руль и выскочить на дорогу. Но внутренний голос посоветовал - НЕ СУЕТИСЬ! За долю секунды я почувствовал, что ни того, ни другого делать нельзя - перевернемся. Взгляд убежал вперед, определяя, что нас ждет, а правая нога плавно-плавно стала притормаживать. Скорость стала снижаться, кювет обмельчал, и вскоре я спокойно въехал на дорогу. Только тут мои пассажиры заговорили. Первым высказался тот, который был богат опытом переворотов:
– Ты что? Напугать нас хотел? Считай, что это у тебя здорово получилось.
Как ни странно, но все действительно решили, что я проделал этот трюк специально, с коварной целью напугать их. Разубеждать не стал.
А в чем же соль? В том, что нашел в себе силы подавить панику! Это самое важное. Потом умение не паниковать трансформировалось в способность анализировать обстановку, принимать решение, а потом продолжать корректировать свою работу а зависимости от того, как развивается ситуация. Хорошая спортивная форма позволяла объективно и всесторонне оценивать окружающую картину за столь малые доли секунды, что это напоминало вспышку молнии, высвечивающую ночной ландшафт.
Стартовали в ралли на третий день. Трассу я знал, поэтому на тренировке мы проехали ее одни раз, да и то лишь для того, чтобы записать скоростной горный участок. Он решал многое, и пренебрегать им нельзя было. Виктор довольно быстро вспомнил польские уроки штурманского дела и на тренировке уже со второго раза диктовал стенограмму вполне прилично.
Около часа ехали по ущельям вдоль речушки среди заросших густым лесом гор. Все время тянуло поглазеть по сторонам, но дорога ныряла туда-сюда, а заданная расписанием скорость не позволяла расслабляться. Приближался старт горного участка. Это семь километров вырубленной в скале и заасфальтированной дороги. Начиналась она у подножия горы, а заканчивалась на ее вершине. Вся хитрость и в общем-то серьезная опасность заключались в том, чтобы не спутать поворот обратный - то есть тот, который поворачивает на сто восемьдесят градусов и дорога идет в противоположном направлении, с тем поворотом, который огибает горный выступ и идет дальше в этом же направлении. Если в первом случае скорость прохождения поворота где-то сорок - шестьдесят, то во втором - сто - сто сорок километров в час. Чуть ли не весь доп состоит из этих двух видов поворотов, а перетасованы они между собой без всякой закономерности. Положим, за тремя скоростными идет обратный, и наоборот. Достаточно один раз сбиться штурману, и ты к обратному повороту подлетишь без сброса газа, а когда увидишь, что напарник ошибся, то остается только тихо погрустить, что нет парашюта.
Поэтому я разметил всю стенограмму блоками и объяснил Виктору, что весь выигрыш кроется в скоростных поворотах, а для правильного их выполнения я должен быть уверен на все сто, что за скалой будет именно то, о чем он мне скажет, а не вертикальная скала или обрыв.
Вот я подкатили к допу. Встали в очередь на старт, Я взял у Виктора стенограмму и еще раз перелистал, вспоминая ключевые моменты, поговорил в который раз об этом с Виктором. "Ну и зануда!" - думает, поди, он. Ничего, потерпит. Да, чуть не забыл!