Трамлин-полет
Шрифт:
Оценил ситуацию: темень, дождь, крутой спуск, "остекленевший" Володя за рулем. Впервые за все время скорость перевалила за двести.
Я как можно спокойнее, почти ласково (не дайг Бог напугать - слева провал обрыва, справа - отвесная стена) сказал:
– Вова, проснись, дорогой, и сбавь скорость!
А сам, следя за его ногами, чтобы резко не тормознул, вглядывался что есть сил во встречную темноту, пытаясь, угадать первые признаки поворота.
Володя плавно притормозил, но этого недостаточно. Появись сейчас поворот, и мы при всем желании не успеем осадить машину.
–
Наконец скорость упала до разумной, а поворота все не было и не было.
Появился он нескоро - около минуты я томился в ожидании, и вот впереди заблестел, засверкал в лучах фар дорожный знак, а затем высветился и сам поворот.
– Сбрасывай до пятидесяти!
– приказал я. Пятьдесят километров в час после двухсот - это все равно что вообще не ехать, а взять и остановиться. Кажется, что можно открыть дверь и выйти. Я-то эти штучки знаю, когда сбросил до ста и уверен, что поворот возьмешь. А он не берется, зараза: руль поворачиваешь, машина же прямо снарядом летит и не думает тебя слушать!
– Володя, скорость девяносто! Быстро гаси до пятидесяти!
Успел! Спокойно прошел поворот в обратную сторону и стал стремительно разгоняться.
– Не очень-то торопись! Привыкни к торможениям. Ты забыл, что мы в "Мишлен" обуты, а ты его повадок и возможностей не знаешь!
– Ну уж не хуже ниишповской "триста шестнадцатой!" - почти бодрым голосом возразил Володя.
– В том-то и дело, что хуже! Я, кстати, сколько раз уже тебя предупреждал! Чуть больше тормознешь, и как на коньках покатимся под горку, а падать, между прочим, полторы тысячи метров! Надоест лететь!
Этот довод подействовал, и Володя стал осторожничать.
После нескольких поворотов выяснилась специфика трассы. Оказалось, что плечо "серпантина" (расстояние от поворота до поворота) очень большое - несколько километров, поэтому машина успевала набирать максимальную скорость и камнем падала вниз по спуску. Начало торможения приходилось угадывать чисто интуитивно, а потом при первом же проблеске дорожного знака интенсивно гасить скорость до пятидесяти. Постепенно Володя вошел в ритм, и я перестал ему подсказывать. Но, как только ситуация перешла из экстремальной в рабочую, появилась дикая, безумная усталость и навалилась с удесятеренной силой. В очередном падении меня настиг тревожный сигнал, я метнулся наверх и одним мощным усилием вырвался из провала.
Мы на скорости сто тридцать настигали трейлер с прицепом. Он, как рождественская елка, сверкал и переливался огнями. Опасного в принципе ничего не было.
Володя довольно резко взял влево, и тут я увидел, что точно такой же трайлер идет навстречу. Тормозить было поздно и бесполезно! Трайлеры сходились как Сцилла и Харибда. Проход между ними, куда можно было юркнуть, обогнав попутный автопоезд, уменьшался с каждым мгновением.
– Не тормози!! Полный газ!!
– крикнул я.
Надо сказать, что Володя и сам сообразил, что выход только в этом.
Видимо, я крикнул очень громко, потому что сзади появилась растрепанная голова Виктора. Глядя на то, как мы "атакуем" в лоб встречный автопоезд, он, скорее всего, решил, что это кошмарный сон, так как невнятно выругался и перевернулся на другой бок.
Я в это время уже думал о другом. Ясно, что нырнуть в щель мы успеем, но сумеет ли Володя сделать маневр так же безукоризненно, как во время тренировок на полигоне? В противном случае "поймать" машину на мокром спуске, а потом еще попасть в поворот - дело нереальное. Хотел было предупредить, но понял, что без толку. Если Володя усвоил маневр, то он рефлекторно все сделает правильно, а если нет, то криком не поможешь. Единственное, что я сделал, это приготовился перехватить руль в случае заноса, но понимал, что это все пустое.
Володя успел нырнуть вправо перед самым носом трайлера. Это был "Мак". Его тупая хромированная морда уже закрыла собой всю перспективу, была, если можно так сказать, во весь экран, когда Володя крутанул руль. Все было сделано как во время тренировок на автополигоне - плавное, но вместе с тем уверенное и быстрое движение вправо-влево, как качок маятника.
Машина на ста пятидесяти юркнула в предельно сузившуюся щель, выровнялась без заноса и понеслась дальше. Предвидя, что у Володи после такого стресса временно заблокируется нервная система: он будет просто парализован своей удачей, оцепенеет от счастья и забудет напрочь о том, что впереди поворот и его тоже надо пройти, я дал секунды полторы для стабилизации машины и громко сказал:
– Вовка, тормози! Поворот прозеваешь!
Володя даванул все-таки слишком сильно, шины взвизгнули, но, молодец (!), тут же сориентировался и отпустил чуток тормоза. В поворот вписались на самом пределе.
Володя, видимо, ждал от меня матерного комментария его лихости, но не дождался. Моя-то вина была еще большей.
До самого Мадрида проблем со сном как не бывало. Шоковая терапия дала хороший заряд бодрости. Только надолго ли его хватит, думал я, когда мы подъезжали к испанской столице.
– Владимир, - представился Кащеев, когда мы остановились у его машины на окраине Мадрида и вышли навстречу.
– Как дела, ребята?
– Все в норме, - сказал я.- Надо быстро заправиться, и дальше на Лиссабон.
– Так вы действительно только вчера в полдень из Москвы выехали?
– с недоверием спросил Кащеев.
– Нет, - сказал я, посмотрев на часы, - теперь уже позавчера.
– Ну, я это и имел в виду. Лихо! Даже не верится! А сколько же вы километров накрутили?
Я взглянул на прибор.
– Если верить технике, то четыре тысячи двести четыре километра восемьсот тридцать метров. Это от центра Манежной площади.
– Ничего себе! Какая же средняя скорость?
– Это вы без нас, пожалуйста, посчитайте. Нам пора. Мадрид мы проехали за двадцать пять минут и в 3 часа 20 минут по московскому времени взяли курс на Лиссабон. Оставалось шестьсот пятьдесят четыре километра и из них четыреста для меня.
Виктор сидел рядом, а Соловьев, положив "бабу" под голову, мертвецки спал. Проезд Мадрида и смена мест так толком и не разбудили Виктора. Он все пытался открыть глаза, иногда это ему удавалось, но огромным усилием воли.