Траян. Золотой рассвет
Шрифт:
— Мы не хотели тревожить тебя, – добавил отец, все такой же высоченный, напоминавший колонну, равно округлый в плечах и бедрах. – Полагали, все обойдется.
— Что обойдется? – повысил голос Ларций.
Он, как и отец, тоже был немалого роста, правда, был пошире в плечах и поуже в бедрах. Нижняя челюсть его, как у всех Корнелиев, заметно выдавалась вперед, придавая ему суровый, если не сказать зверский, вид.
— Рассказывайте по порядку, – приказал он.
Родители переглянулись. Начала Постумия.
— Город живет в страхе, – призналась она. – Палач в Карцере ни дня не сидит без работы. Наш император…
Старик Тит неожиданно встрепенулся и вставил уточняющее замечание.
—
Мать укоризненно глянула на мужа.
— Ти–ит…
— Прости, родная.
Пауза. Наконец мать справилась с дыханием и продолжила.
— После того как взбунтовался Сатурнин, Домициан окончательно потерял голову. Ему повсюду мерещатся заговоры. В городе расплодилось неисчислимое количество доносчиков, они толпами бродят по улицам и вынюхивают, где кто что сказал, что кому передал. Только из числа бывших консулов жертвами уже стали двенадцать человек, а скольких сочли участвующими в заговорах и отправили в Карцер! Он уже предал смерти своего родственника Флавия Клемента, а его жену, свою племянницу, Домициллу, отправил в изгнание. Он ненавидит философов, в каждом из них видит мятежника. Они, мол, подбивают граждан на сопротивление властям, на неучастие в общественных и значимых церемониях. Они пророчат и учат, как под видом поиска счастья, отказывать цезарю в верховной власти над каждым из подданных.
— Какое нам дело до философов? – спросил Ларций.
— Он казнил Арулена Рустика, – едва слышно прошептала мать.
Ларций задумался. В Сарматии до него дошел слух, что Арулен написал что-то похвальное Тразее Пету и Гельвидию Приску.3 Говорили, что этот панегирик был торжественно сожжен на Форуме. Арулен приходился Лонгам дальним родственником. Тит и Арулен были женаты на двоюродных сестрах, но даже эта дальняя связь мало что объясняла в несчастье, которое вдруг обрушилось на их семейство.
— Мама, не томи, – попросил Ларций. – Скажи понятно.
— Он казнил Арулена Рустика, а его жену сослал на Сицилию.
— И что?
— Перед отъездом, – призналась мать, – Гратилла пряталась в нашем доме. Регул, сгубивший доносами Арулена, проведал об этом и явился к твоему отцу с требованием внести его имя в завещание. Павлин уже познакомил тебя с его требованиями?
Ларций замедленно кивнул.
— Он угрожал обвинить нас в оскорблении величества. В таком случае тебе ничего не достанется.4
— Вы согласились?! – воскликнул Ларций.
— Нет, – ответил отец. – Я сказал, что следует дождаться твоего приезда. Ты сам должен решить свою судьбу.
— Какую судьбу? При чем здесь судьба? Почему Гратилла не могла остановиться в твоем доме перед изгнанием? Разве ты как римский гражданин не мог предоставить ей временное убежище?
— Это раньше мы были римскими гражданами, а теперь мы стадо, охранять которое взялся голодный волк. Знал бы ты скольких состоятельных людей сгубил лысый Нерон*! (сноска: Так называли полысевшего к сорока годам Домициана. Интересно, что Домициан написал трактат «Об уходе за волосами», во вступлении к которому жаловался: «…я стойко терплю, что моим кудрям еще в молодости суждена старость. Верь, что нет ничего пленительней красоты, но нет ничего и недолговечней ее…») Знал бы ты, как нажился на его страхах поганый Регул и подобные ему. Знал бы ты, что заявил в сенате этот покровитель доносчиков и негодяев?
— Что же он заявил? – поинтересовался Ларций.
— Без обвинителей законы будут бессильны, и государство окажется на краю гибели.
— Вот что, отец, – после некоторого раздумья заявил Ларций. – Ты откажешь Регулу. Я знаком со многими влиятельными людьми, с бывшими консулами, с сенаторами – с Секундом Цецилием, например, ведь
— Как скажешь, сынок, – вздохнул отец.
* * *
Получив отказ, Регул выступил в сенате с речью, в которой публично обвинил стариков Корнелиев в пособничестве государственной преступнице – жене негодяя, посмевшего «воспеть» человека, присужденного божественным Веспасианом к изгнанию, потом к смертной казни.
«Верность императору, обязанность соблюдать законы, – заявил Регул, – не может делиться на людей незнакомых и на родственников, ближних или дальних. Закон суров, но это закон. Это бремя оказалась не под силу отступникам, нагло поправшим волю божественного цезаря и посмевшим оказать содействие той, кому было предписано покинуть город».
В выступлении Регул благоразумно умолчал, знал ли префект конницы Ларций Лонг о преступной связи родителей, однако добавил, что странно видеть в будущем префекте претория сына человека, злоумышляющего на высшую власть в городе.
Этот новый заговор пришелся Домициану по вкусу, однако император никогда спешил. Он предпочитал действовать последовательно, каждый раз докапываться до истины.
Спустя месяц Регул обвинил по тому же делу старавшегося не ввязываться ни в какие склоки Веллея Блеза, а также его клиентуру, якобы знавшую и покрывавшую преступные деяния хозяина. Ни в каких связях с «заговорщиками» Веллей замечен не был, однако небезызвестная Гратилла, перед отъездом тоже побывала у него, и он ссудил ее деньгами. Вина или беда Веллея заключалась в том, что он был очень богат. Блез был одним из немногих состоятельных людей в Риме, кто мог позволить себе в пределах городской черты владеть обширным парком,
Спустя две недели после выступления Регула Ларция вызвали во дворец. Услышав слова гонца, Ларций испытал дурные предчувствия. Предупредил родителей. Отец сразу помрачнел, мать принялась вытирать слезы – все молча. Коротко попрощавшись, в сопровождении личного раба Эвтерма отправился на Палатин. Здесь его ждал императорский секретарь Титиний Капитон* (сноска: Секретарь Домициана ab epistulis (должность важная и хлопотная; к секретарю ab epistulis стекались доклады и корреспонденция из всех императорских провинций и из императорских именй. Он ведал отправкой императорских распоряжений во все концы римского мира, а также докладывал императору, кого можно продвинуть по гражданской или военной службе). В этой должности Капитон оставался и при Нерве и Траяне до101 или 102 г.). Разговаривал доброжелательно, интересовался состоянием дел в армии – почему, например легат погибшего в Сарматии Двадцать первого Неудержимого легиона не внял сведениям, доставленным лазутчиками, в частности, самим Ларцием Лонгом, и завел своих солдат в болото, где их и уничтожили? Может, Ларций что-то напутал? Может, разведка представила неточные данные?..
Ларций обстоятельно и терпеливо объяснил, что представленные им данные были точны, а по какой причине легат поступил так опрометчиво, он судить не может. Его тогда при легионе не было, его вместе с алой отослали к Данувию.
Капитон согласился – действительно, в тот день, когда варвары уничтожили Двадцать первый легион, Лонг отсутствовал. Однако в настоящее время он присутствует в городе и, конечно, знаком с обвинениями, выдвинутыми против его родителей и Веллея Блеза? Ларций подтвердил, что с обвинениями знаком, но считает их ничтожными. Сам факт предоставления приюта родственнице не может считаться актом государственной измены. Капитон и с этим согласился, однако добавил, что тщательное разбирательство вполне откроет истину и, чтобы расследование было проведено объективно, принцепс вправе рассчитывать на своего верного офицера.5