Треба

Малицкий Сергей Вацлавович

— И жива и мертва, — кивнул Муриджан. — Но у нее есть основания обижаться на меня, есть. Даже ребенок-монстр — это прежде всего ребенок.

— Паркуи и в самом деле хотел захватить Пустоту? — спросил Кай.

— Нет, — качнулся Муриджан. — Он хотел плотнее захлопнуть крышку. Мы приоткрыли ее с Харой. Я приоткрыл. Да еще и потерявший голову и здравый смысл Асва постарался. Но прежде всего я. Когда у кого-то хвост за дверью, а ты обнимаешь его, тянешь к себе, хвост неминуемо приоткрывает дверь. А потом уже в эту дверь проникает Сиват. А когда проникает Ишхамай, дверь уже так просто не закрыть. Но закрыть ее надо. Паркуи этим и занялся. И преуспел бы, если бы не второй рисунок. Нет,

мы знали, что будет второй рисунок. Мы подозревали, что будет нож, который пронзит оба мира и соединит два рисунка. Мы не знали, что второй рисунок вычерчен по живому — если считать живым повелителя Пустоты, и по мертвому, если иметь в виду, что он — сама смерть. И если бы не Эшар, которая сумела остановить ток крови, то все завершилось бы еще тогда. Самым отвратительным образом. И не потому, что мы были бы уничтожены, хотя это очень неприятно. Сиват тоже не получил бы ни куска мира в виде Салпы, ни всего верхнего мира. Гибель двенадцати богов в одном месте — слишком тяжелое испытание. Этот мир был бы уничтожен полностью, и Пустоте не поздоровилось бы тоже, потому что нельзя разбить сосуд снаружи, не повредив его изнутри.

— Что я должен буду делать в Храме? — спросил Кай.

— Слушай свое сердце и не ищи другого учителя, — ответил Муриджан.

— Почему ты связался с Харой? — спросил Кай.

— Она была очень красива, — сказал Муриджан и засмеялся. — Божественно красива.

— Почему ты связался с Харой? — повторил вопрос Кай. — Ведь ты разум и зрение!

— Да потому что повздорил с Эшар! — почти закричал Муриджан. — И убей меня, если я помню из-за чего!

— Ты мой отец? — спросил Кай.

Муриджан смотрел на зеленоглазого не меньше минуты, потом перевел взгляд на Арму, положил на стол нож, подмигнул ей:

— Пусть это будет не он. Ладно?

— Ты мой отец? — снова спросил Кай.

— Я сиун, — ответил Муриджан. — Но не забывай, что каждый сиун — это слуга своего хозяина. Его защитник, пусть даже он заперт в линиях древнего заклинания. Мой сиун, как и сиуны прочих богов, взял у меня главное — зрение и разум. И я, как и Эшар, дал ему чуть больше, чем дали остальные. Поэтому он немного Сакува. Немного бог. Очень немного, но больше, чем все сиуны. Кроме сиуна Эшар. Я немного Сакува, Луккай. Или ты думаешь, что Сакува на самом деле умудрялся прятаться от меня в Аке? Или ты и впрямь думаешь, что сиун Сакува не мог найти меня, будучи со мной в одном городе?

— Не понимаю, — признался Кай.

— Пусть это будет не он, — подвинул нож Арме Муриджан и поплыл. Сначала его силуэт стал бледным и молочным, как клок тумана или облака, а потом в нем стала копиться прозрачность. Арма взяла нож и метнула его в силуэт. И сиун растаял.

— Пошли, — поднялся Кай.

— Все кончилось? — беспокойно спросил из-под стола Эша.

— Нет еще, но, если мы не пойдем, не кончится никогда, — сказал Кай.

— Тогда пошли, — засуетился Эша. — Хотя я и не скажу, что мне понравилось, что Илалиджи больше нет. Я к ней как-то уже привык. Как же быть дальше-то, проводника нет, дороги все хожены. Как же дальше-то? Девонька, ты бы прибрала лук и тул Илалиджи, хорошая же вещь. И меч Вериджи тоже каких поискать. Я вот копье Тиджи прибрал. Не дома, разбрасываться не стоит.

Арма вслед за Каем шагнула из двери и замерла. Они были почти в центре Анды, потому что сияющий великолепием Храм высился на городском холме, и огромная площадь, и высокие дома были достойны столицы всей Салпы, и никак не иначе. И снежные пики вонзались в желтое небо в отдалении. И ярмарочная площадь шумела в сотне шагов. А здесь, перед дверями трактира, стояли трое путников, а против них взметнули луки и копья

не менее двух сотен воинов, росту и стати которых позавидовали бы любые ловчие из любого клана Текана.

— Кай, он же Кир Харти, он же Лук, Луккай, зеленоглазый, Меченый, зачинный, несемейный, сын дочери урая Харкиса, отец неизвестен, — начал произносить глашатай. — А также девица Арма, она же синеглазая, зачинная, несемейная, она же дочь бакенщика и ворожеи из Зены. А также старец Эша, правитель и попечитель крепости Гима, мастер магии и составов. Правительница Анды Перуна приказывает задержать вас и доставить в темницу в связи с обвинением в оскорблении и нанесении увечий воину-страннику Аршу. Разбирательство по данному обвинению состоится завтра с утра на главной городской площади. Призываю, дабы избежать ненужных осложнений, а равно причинения смерти, положить железное, а также стальное и бронзовое оружие на камень.

— Ну вот, — сплюнул Эша. — Помнится, зеленоглазый, как-то, попивая горячий ягодный отвар, мы уже обсуждали с тобой это. Нельзя калечить врага, его следует убивать.

Кай один за другим выложил на камень ножи из-за пояса, из-за голенищ, из-за рукавов куртки. Сбросил с плеча тул со стрелами, заимствованный у воинов Арша, лук. Последним отстегнул от ремня меч.

Арма под довольное гудение воинов увеличила количество ножей вдвое, звякнула желтым, без ножен, мечом. Затем мечом Вериджи. Положила сверху лук Илалиджи. Вытряхнула из тула пустотницы последние стрелы, забросила его за спину.

— Прямо кладу и вижу, какие мы разбойники и убийцы, — проворчал Эша, звякая копьем. — Что? И мою бронзовую тыкалку тоже заберете? Да забирайте!

— Ты почувствовал? — шепнула Каю Арма. — Морок не кончился.

— Да, — кивнул он. — Стрелы Илалиджи не вернулись в ее тул. А ведь мы уже в Анде. Эша, ты ничего не забыл?

— Нет, — вздохнул старик. — Не забыл. Нас осталось трое без оружия и почти что без признаков жизни. Против нас один сиун, один Арш или Тамаш и двести воинов с луками, мечами и копьями. К тому же день начинается, а мы еще глаз не сомкнули со вчерашнего утра.

— Выспимся еще, — пообещал Кай.

Глава 29

АНДА

Город, заполненный жителями, заливал солнечный свет. Все то время, пока наставившие на троицу оружие воины вели их куда-то, Арма крутила головой, рассматривала и затверживала расположение улиц, расходящихся лучами в стороны от главной площади города, что омывала возвышающийся посреди нее холм с Храмом, словно покрытое каменной чешуей озеро. Она запоминала здания, лица людей, их одежду, прислушивалась к словам, но голова против ее воли все поворачивалась и поворачивалась к холму, потому что оторвать взгляд от величественного здания было невозможно.

Оно не было слишком большим, наверное, величия ему придавал крутой, облицованный серыми плитами, между которыми змеились узкие лестницы, холм, служащий основанием сооружения, но и в самом здании было что-то особенное, что заставляло выворачивать шею, лишь бы смотреть на него и смотреть. Даже издали было ясно, что Храм не имеет никакого отношения к гармонии и привычному способу строительства Храмов — колонны, которые составляли его стены, отличались друг от друга. Арма не могла разглядеть двух похожих, некоторые так и вовсе казались кривыми. Но именно этот сумбур притягивал, словно сотня или тысяча воинов в разных доспехах, с разным оружием, разного роста, частью одноногих, одноруких или горбатых залихватски выполняли команды невидимого командира, пока он не заставил их встать безупречным рядом, вытянуться и вознести над головами серый каменный круг, который словно зубцы короны венчали двенадцать престолов.