Трехглавый орел
Шрифт:
Я тоже помнил ночь на «Фениксе». Это было мое крещение, своеобразный пропуск в мир, казавшийся мне почти что сказкой. И каждый раз при этом воспоминании у меня начинало ныть простреленное плечо. К сожалению, я еще не приобрел светской манеры безмятежно смотреть в глаза тем, кого еще недавно собирался проткнуть шпагой.
– И все же, – продолжал Джон Пол Джонс, – вы не можете отрицать, что и вам, и мне эта ночь принесла определенные выгоды. Вы, прибыв в Россию в ореоле мученика и героя, приобрели вполне заслуженную славу, которая помогла вам столь быстро подняться от беглого лейтенанта до подполковника и флигель-адъютанта императрицы. В определенном смысле и мне она помогла стать
– Судно на горизонте! – закричал марсовый. – Лево по борту, шесть кабельтовых, двухмачтовый голландец.
– Ну-ка посмотрим, – моментально забывая о нашем разговоре, встрепенулся адмирал. Лицо Пол Джонса приняло хищно-веселое выражение, какое, я уверен, бывало у него перед неистовым абордажем. Он вытащил из кармана подзорную трубу и повел ее в направлении, указанном наблюдателем. – Да, действительно голландец. Похоже, держит курс на Бермуды. Капитан Хансен, прикажите купцу остановиться и пошлите команду проверить, что там у него в трюмах, – скомандовал Джон Пол Джонс.
– Вы уверены, господин адмирал, что это входит в наши обязанности?
– Милорд, мы находимся в зоне военных действий. Вы можете силой мысли определить, кто находится на борту этого голландца, да и голландец ли это вообще? Мало ли кто может поднять нейтральный флаг. Это вполне может быть американский капер или наблюдатель, посланный проследить передвижения эскадры. Надеюсь, вы не хотите, чтобы на берегу, когда мы до него дойдем, вас встречали не салютом, а брандкугелями [5] ?
5
Брандкугель – артиллерийский снаряд, два ядра, скрепленных цепью. Употреблялись для уничтожения такелажа и снастей кораблей противника
– Не всегда даже осмотр помогает отличить капера от обычного рыбака, – произнес я, внутренне соглашаясь с доводами Пол Джонса. Тот улыбнулся, вспоминая старую посудину, уныло плетущуюся за гордым корветом королевских военно-морских сил.
– Вы правы. Но можете мне поверить, мои люди понимают в повадках господ этой породы много больше, чем все джентльмены из адмиралтейства вместе взятые. Я недаром лично подбирал матросов на «богородицу». Так что не сомневайтесь, если перед нами американский капер, я об этом непременно узнаю.
Грохнула пушка, настоятельно требуя у встречного голландца спустить паруса и встать на якорь. Клубы сладковатого порохового дыма поползли над шканцами [6] , медленно тая в воздухе.
– А вы, милорд, подумайте над тем, что я вам сказал. Засим прошу меня простить, я должен проинструктировать командира трофейной команды. – Пол Джонс слегка приподнял свою шляпу, и, повернувшись, не спеша направился туда, где у борта уже строилась шеренга самозваных «таможенников».
6
Шканцы – часть верхней палубы корабля между грот – и бизань-мачтой
Нет ничего противнее ожидания подвоха. Невзирая на все уверения Пол Джонса в искреннем почтении к моей особе, я даже не подозревал, я знал, что подвох должен быть. Иначе к чему бы Екатерина назначила флагманом именно его, первого капера Америки? Но подвоха все не было. Во всяком случае, все мои усилия найти его были тщетны.
Я
Конечно, ловя ветер и течения, мы делали немалый крюк, спускаясь едва ли не до берегов Африки, но, имея дело с океаном, приходилось помнить, что лишь карандаш по карте может идти прямо. Кораблю же, для того чтобы идти быстрее, необходимо учитывать и ветер, и течения, и сезонные шторма, и не менее сезонную сушь, в которую как раз попали и мы. Что уж тут поделаешь, природа не подряжалась заботиться о людях.
Глядя на страдания мучимых жаждой людей, Пол Джонс велел увеличить дневной рацион воды на пятьдесят граммов.
– Вот здесь, – он показывал на карту, – мы зайдем на Санта-Анну, или Сантану, как называют его португальцы. У нас будет великолепная возможность передохнуть пару дней, а заодно пополнить запасы воды и продовольствия.
– Кому принадлежит Сантана? – поинтересовался я, как всегда, ища подвох в действиях флагмана.
– До недавнего времени – испанцам. Теперь, если не ошибаюсь, по договору 1770 года, острова перешли к Португалии. Однако и те, и другие нейтральны. По моим расчетам, если мы дойдем до Санта-Анны в положенное время, у нас останется запас воды еще на четыре дня. Этого вполне хватит для возможных неожиданностей.
Высокое собрание, в том числе и адмирал граф Орлов-Чесменский, чей авторитет в вопросах мореходства был для меня непререкаем, согласилось с доводами Джона Пола Джонса, и я остался при своих пустых подозрениях в томительном ожидании подвоха. Все, что мне оставалось, разглядывать итальянскую карту маэстро Бьянко, лохматыми кляксами изображавшего островную гряду Сантана, Сальваджио и Сатанаксио, ища объяснения очевидной хитрости нашего флагмана.
Ответа не было.
Я уже знал карту наизусть, но все мои познания носили, так сказать, общий характер. Так, скажем, мне удалось узнать, что последний из островов гряды изначально именовался Сант-Анаджио, то есть Святого Афанасия на языке басков, однако итальянский картограф, очевидно, введенный в заблуждение созвучием, придал названию этого поросшего лесом гористого островка дьявольски зловещее звучание. Само по себе занятно, но не более. Я с маниакальным упорством изучал эту карту, не находя ничего, что бы могло навести на мысль о грозящей опасности.
Остров Санта-Анна, куда мы направлялись, был довольно велик. На нем, если верить мессиру Бьянко, имелась небольшая крепостица, католическая миссия и городок с тем же названием, что и остров. Всего же, согласно упомянутым на карте данным, население острова составляло порядка пятидесяти тысяч жителей, главным образом аборигенов, отличавшихся радушным и добрым нравом и занятых рыбной ловлей и собиранием плодов. Я мучительно искал подвоха, но его не было. Так шел день за днем, Сантана была все ближе, и мысль о том, что скоро, хоть на день, мы сможем ступить на земную твердь вместо качающейся палубы, наполняла нас радостью почти истерической, что в общем-то понятно всякому, кто неделю за неделей наблюдал вокруг себя волны, волны и еще раз волны.