Шрифт:
Авторская редакция
Беляевский фонд поддержки и развития литературы
Пролог
Год 77-й полета. 14 сентября по условному календарю корабля. Палуба E
Адриан Гор по прозвищу Кошмар таился в засаде и ждал. Самое трудное во время контрафактного перехода с палубы на палубу – это ожидание, тягучее и пресное, как желе на десерт в промке. Почти полная темнота, вязкий тепловатый воздух и протяжные скрежещущие звуки, будто корабль стонал от тянущих болей в переборках и жаловался Гору на свою незавидную участь.
Узкие ремонтные мостки, куда заполз Гор в ожидании грузового лифта, покачивались, леерное ограждение с одной стороны
Когда ты заперт на своей палубе – учишься, работаешь, космишь с друзьями, тебя не покидает чувство тесноты. Но пробравшись в технологические помещения корабля, внезапно осознаешь, как огромен космический левиафан, как сложен и почти непостижим, а ты просто вредный жучок, ползущий под корой огромного древа. Адриан помнил, как умирала большая сосна в главном холле их палубы. Говорят, саженец посадил еще Первый Командор. А спилили ее во время первой отлучки Гора. Уходил – дерево еще пыталось жить. Вернулся – и взгляд уткнулся в незнакомую пустоту.
Надя говорила, что корабль похож на слоеный пирог, который положили на блюдо, а когда снимали со стола, к донышку прилип кусок непропеченного теста. Женское сравнение, но именно так на голограммах левиафан и выглядел – слои-палубы одна над другой, базис-платформа как блюдо, и под нею уродливый пузырь трюма. Верх и низ, конечно же, условные, как и всё на корабле.
Лежать было неудобно – острые ребра настила впивались в тощее тело, Адриан выпустил перчатку из обшлага комбеза, чтобы не исцарапать ладонь. Сверху капала тепловатая вонючая вода, прямо на плечо, рукав пропитался насквозь, капли то и дело срывались с согнутого локтя вниз. Воздух здесь был мутен и пропитан пылью. В полутьме можно было угадать черные стойки застывшего в нелепом поклоне крана, заросшие столетней грязью переборки, на фоне которых кишка транспортного туннеля напоминала огромного прозрачного червя, излучающего мутный свет. Поверх слоя грязи топорщились кустики сероватых лишайников – жизнь, какой бы она ни была, скорчив гримасу превосходства, одолевала мертвечину.
«Дно тебя ждет!» – начертал неизвестный размашистыми синими буквами на плите, что уже не первый час маячила у Гора перед глазами. Буквы еще немного светились, и, если приглядеться, можно было угадать абрис белого черепа вместо подписи. Плита уходила вверх, в темноту, откуда свешивались истрепанные кабели транспортного лифта. Скорее всего, картинку оставил нарушитель, дерзнувший, как и Гор, пренебречь запретом на переход с одной палубы на другую.
Для Адриана ожидание было невыносимым вдвойне, вся его лихорадочная, верткая, взрывная натура противилась неподвижности. Он гримасничал, строил в темноту коридора рожи и старался думать о том, что его ждет на палубе C, куда он теперь стремился. Согласно схеме корабля там располагались научная база биотехнологов, опытные оранжереи и лицей для третичников. По своему опыту Кошмар знал, что старые схемы лгут. 77 лет – долгий срок. Корабль латали, ремонтировали, перекраивали. Оставалась надежда, что именно с сишной палубы, как прежде, должен существовать выход в надбиблиотеку, а это означало – доступ к архиву информпакетов, присланных вдогонку кораблю с Земли. Что там, в библиотеке, – трудно даже представить, от одного предвкушения кружилась голова. Но без надбиблиотеки невозможно понять, как ускорить полет ковчега. Кошмар раздумывал над возможностью прыжка чуть ли не с самого рождения, во всяком случае, с той минуты, как узнал, что он родился и умрет на космическом корабле. Кое-что удалось откопать в корабельной Сети. Но не хватало данных, и все дерзкие проекты оставались только картинками в его жалком планшете. Иногда ему снилось, что он очутился в библиотеке, просматривает архив и находит подсказки, и он в самом деле находил их во сне, как будто в грезах сумел миновать перекрытия палуб и ступить в священное хранилище научных знаний. Там было просторно, светло и льдисто-холодно.
А мысли упрямо возвращались к нетерпеливому, включенному на повтор заклинанию: ну когда же, когда же, когда же спустится этот чердырный лифт!
Прошло уже часа три по корабельному времени, а транспортная платформа наверху все так же оставалась неподвижной.
Кошмарный путь Кошмара. Гор уже не помнил, когда получил это прозвище. Может быть, после того, как прорвался на палубу G вместе с толпой ребятни, и они с радостными воплями бегали по коридорам в надежде узреть невиданные чудеса. Или после того, как выстрелил в живот бандиту, когда взрослые мужики боязливо жались к переборкам? Или когда накинулся на префекта с кулаками, требуя отыскать и вернуть похищенных во время налета? Он принял это прозвище как второе имя, и даже подумывал сделать татушку на руке. Но на самый примитивный рис нужны доны, с нулевым счетом в салон не сунешься, а донатов Кошмар не получал уже давно.
Внизу под ребристыми мостками, на которых растянулся Гор, грузчики точно так же, как он, маялись в нудном ожидании. Голограмма мигала красным – груз с промки где-то застрял, и двое в маслянисто поблескивающих комбезах обменивались ментальными пузырями. Те лопались при прочтении, рассыпаясь мелкими синими или желтыми искрами, парни радостно гоготали и сыпали отрывочными ругательствами.
– Зац, чо сук пуск.
– Не фони.
– Упер.
– Капец.
– Не круто.
Их разговоров Гор не понимал, да и не стремился понять. Плавная длиннословная речь осталась где-то на верхних палубах, отрезанных, будто щитом, щелястой эмблемой пограничной страты E. Промки обменивались словами, как тычками: чтобы двигать рычаги и чинить механизмы, нет надобности вести дискуссии. Но эти двое могли дать фору любой промке, даже в холдере не изъяснялись так убого и безмысленно. Хуже ожидания донимали Гора примитивные образы, что швыряли друг другу его соседи под мостками.
А голограмма все мигала и мигала красным, и груз все не хотел прибывать.
На палубу C Гор пытался пробиться уже в третий раз. В первый – сорвался с залитой чем-то осклизлым металлической лестницы, упал, сломал руку, разбил в кровь колено, а бедро превратилось в один черный синяк – хорошо, тогда кость уцелела. То хрипя от боли, то скуля, кое-как подвязав изувеченную руку ремнем от страховочной обвязки, сполз он до подсобной палубы, куда нашел дорогу в обход прочих промышленных уровней. Лечили в подсобке без обезболивания, зато без вопросов. Никто не доставал: что случилось, и где тебя так угораздило навернуться. Подсобники – люди равнодушные. Каждый – в своем боксе-клетке, мелкое злобное насекомое, ненавидящее прочих, но слишком слабое, чтобы нападать открыто. Жалят исподтишка – Адриан Гор изучил их за годы скитаний, когда раз за разом возвращался в корабельную подсобку отсиживаться и искать новые пути наверх. Свободных боксов там полно, карту на гарантийку не выдают, но по заявке можно прикрепиться к одной из столовок и получать положенный минимум.
Во второй раз его поймали сишники, когда Кошмар вообразил, что миновал охрану. Это было третье его строгое предупреждение, а поскольку 31 августа по корабельному календарю ему исполнилось шестнадцать, то теперь в случае поимки его могут прикончить по закону высших палуб. Внизу, в промке, такой строгости не блюдут, смерть грозит только за умышленку, то есть за умышленное убийство, за всё прочее, в том числе и за самовольный переход, – порка, порой символическая – в два-три удара, порой зверская – в сотню, но боль можно вытерпеть, шкура заживет, вопрос тут в другом – какая радость менять один промышленный уровень на другой? Иногда особо рьяных нарушителей ссылают в холдер, но это тех, кому исполнилось двадцать – в трюме показатели защиты ниже, потому детей и подростков туда не пакуют.
После поимки сишники выпороли нарушителя и принудительно отправили на палубу H, в зону приписки, но по дороге Кошмар сбежал и затаился у подсобников. Здесь Гор полгода отсиживался, роясь в архивах и схемах корабля, прокладывая новый путь на недоступный уровень, изучая все, что мог найти про защитные зонды и создание конструкторских программ. В информации было много пробелов, одни разделы не стыковались с другими, и здравый смысл утекал в разрывы инфы, как воздух в пробоины корпуса корабля.