Третье правило диверсанта
Шрифт:
Видимо я слишком торопился, и был не очень аккуратен, выкладывая заново керн, и они рассекретили тайную могилу. А это означает только одно. Когда они найдут мертвеца, поймут, что я их провёл вокруг пальца, и что возможно карта у меня. Рассчитывать на то, что они вычеркнули меня из списка я, конечно, мог, об этом говорили их расслабленные фигуры и не выставленные дозоры. Иначе я давно бы уже разговаривал со своим старым знакомым — предводителем этих головорезов. Однако человек предполагает, а бог ка известно…
Вот ведь, опять встрял!
И крепко.
Эти ребята так просто не успокоятся. Они досконально прочешут местность. Просеют сквозь мелкое сито и разберут по камешку всё в округе. И пока не найдут меня или окончательно не убедятся в моей смерти от своего не отступятся.
Времени у меня немного.
Скоро начнётся настоящая охота! Самая увлекательная из всех! Беспокоило только то, что дичью буду я!
Пора делать ноги.
Собрав вещи, потихоньку спустился по лестнице и незамеченным выскользнул с чёрного хода, хорошо, что подъезд был проходным. Оказавшись на улице, надёжно огороженный от наёмников зданием, поспешил покинуть этот сектор.
Если честно, то мне уже до чертиков надоело бродить по городу из одного его конца в другой, словно челнок в прядильной машине. Складывалось впечатление, будто меня нарочно то подталкивают в спину, то ставят подножку. Забавляются со мной как с котёнком или того хуже с куклой на нитках. Дёрнут за одну ниточку, и я послушно делаю шаг. Дёрнут за другую — поднимаю руку. Вздёрнут крестовину — я опрокинулся на спину лежу под дождём на куче камней, а на мне лежит гнусавый. Передвинут планку — и вот я бегу без оглядки от банды наёмников, стараясь уйти от преследования и первым достичь здания «Водоканала».
Надоело!
К сволочам собачьим!
С этими тяжёлыми мыслями я пробирался дворами и переулками, вперед, стараясь держаться центральной улицы. Это было не просто и заметно снижало скорость, но тут выбирать не приходилось: тише едешь — дальше будешь.
Спустя два часа, когда я в очередной раз миновал одну из узких полуразрушенных улочек и, зайдя в арку, присел передохнуть, неожиданно за шумом дождя раздался приглушенный голос:
— Эй, егерь! Табачок есть?
Мне словно выстрелили в затылок.
Я упал набок и, скатившись под защиту кучи мусора, сначала затаился и только опомнившись, направил ствол автомата в ту сторону, где предположительно прятался говоривший.
— Что-то ты больно нервный стал. Убери оружие.
Не знаю, почему я сразу не узнал голос, наверное, от неожиданности. Но когда говоривший вновь обозначил себя, я чуть не подпрыгнул от радости:
— Ну, здравствуй что ли!
— Монах! — я вскочил на ноги. — Ты?
— Я, брат! — он вышел из-за укрытия и встретил меня раскрытыми объятьями я, не раздумывая кинулся к нему. Он крепко прижал меня к себе, затем отпустил, разглядывая. — Неожиданная встреча. Мы тебя уже похоронили. Уж прости.
Мы снова обнялись, похлопывая друг друга по плечам, выбивая брызги воды из одежды.
— Как видишь рано, — произнес я, немного отстраняясь.
— Рано, рано. Где пропадал бродяга?
— Сразу не скажешь.
— Сразу и не надо. Давай лучше покурим. Есть чего?
— Если не подмокло. — Ответил я.
Не сговариваясь, в один голос усмехнулись.
Я достал заначку и бумагу. Мы молча свернули сигареты и задымили. Монах щурился от попадающего в глаза дыма и, не переставая нахваливать табак многозначительно мне подмигивал.
Хотелось многое рассказать ему, о многом посоветоваться, но я не знал с чего начать. Только я сделал выдох и приготовился открыть рот, Монах опередил меня.
— Ну что молчишь Лёша?
Я пожал плечами.
— На вот, почитай, тут много интересного. — Он протянул мне измятый листок казённой бумаги. Не ожидая ничего хорошего, я взял его и быстро пробежал глазами.
Это был официальный заверенный печатями и соответствующими подписями ордер на мой арест, где отдельной строкой пропечатано, что в случае оказания сопротивления меня живым можно не брать!
Радость по поводу нечаянной встречи моментально испарилась.
Глядя на меня хитрым прищуром Монах как бы невзначай скинул с плеча помповое ружьё и уложил его поперёк колен, направив дуло в мою сторону.
Я непроизвольно потянулся к пистолету. Монах перехватил мою руку и покачал в знак неодобрения головой.
Глава 13
Мы отошли от места, где встретились и укрылись от непрекращающегося дождя в ближайшем подъезде, уселись на бетонной лестнице и я без утайки поведал обо всех своих злоключениях и мыслях посетивших за последние несколько дней. Монах слушал меня внимательно, не перебивая.
Когда я закончил, он произнес только одно слово:
— Мудрёно.
— И это всё? — Изумлённо и вместе с тем разочарованно спросил я.
— Я что ещё? — В свою очередь спросил он, тоже с оттенком удивления. — Ты же сам сказал, что ничего не понимаешь. Так?
— Так-то так. — Согласился я. — Но…
— Подожди ты. — Монах не дал мне закончить и сам больше не проронил ни слова. Он словно ушел мыслями глубоко в себя. Его лицо окаменело, взгляд остановился. Я хорошо знал эту его манеру молчаливого сосредоточенного, я бы даже сказал угрюмого мозгового штурма. Пока он до чего-нибудь не додумается, не стоит даже пытаться вывести его из этого состояния более похожего на медитацию или каталепсию.
Я поднялся со ступеней лестницы размять затёкшие после длительного сиденья мышцы, а заодно тоже поразмыслить кое над чем.
Во время своего рассказа, в самых интригующих его местах, я украдкой бросал взгляды на Монаха, и что-то мне подсказывало, что мои слова не являются для него такой уж большой новостью. Он не выглядел удивлённым или подавленным, хотя новости мои были, что называется из ряда вон.
Нет, конечно, Монах, то и дело покачивал головой, глубоко вздыхал, закусывал губу, с хрустом почёсывал поросший всклокоченной бородой подбородок. Словом вёл себя, так как и полагается себя вести любому нормальному человеку, доведись ему услышать то, что я излагал. Всё верно, тут не к чему придраться. Однако его глаза остановились задолго до того как я закончил говорить и складывалось впечатление что концовку он вообще проспал. Маховик его мысли уже тогда бешено вращал шестерёнки в черепе. И видимо он соображал, что со мной делать. Ордер на мой арест по-прежнему лежал у него в нагрудном кармане. Когда я протянул ему изрядно засаленную бумажку, он аккуратно свернул её и бережно убрал, чем признаюсь, сильно подорвал моё доверие к себе.