Третий дубль (из сборника "Белая дурь")
Шрифт:
Посылая с нарочным повестку Данилкиной, капитан решил не задавать ей вопросов об отношениях с мужем. Но она сама, по-видимому, не считала нужным что-то скрывать.
— А что думаете вы?
— У меня такое ощущение, что Леня жив.
— У вас есть предположения, где он может находиться?
— Нет никаких предположений! С ним что-то случилось, но он жив. Правда!
«Начинается фантастика,— подумал Панин,— сейчас это очень модно».
— Татьяна Васильевна, Орешников
— Вы знаете про наши отношения? — она даже не спросила, а просто констатировала факт.— Ну, конечно. Сколько доброхотов вокруг. Но есть и хорошие люди. Вы не обижайтесь на Тамару…
Панин почувствовал, что лицо его предательски наливается теплом.
— То, что произошло позавчера у Ватагиных, недоразумение. Во всем виновата я. Тамара хорошая женщина. Правда. И она очень переживает. Так уж получилось. Я пришла к Ватагиным после спектакля. В двенадцать. Елена Викторовна сразу увела меня на кухню. Шепнула, что один гость из милиции. Кажется, занимается розыском Лени.
«Ну и ну! Провели как дешевого пижона!» — расстроился капитан.
— Вы не думайте о Тамаре плохо. Она очень хочет вас увидеть, но боится. Правда!
— Ладно. Что было, то было,— стараясь не выдать своего замешательства, сказал Панин.— Вы не ответили на мой вопрос. Помните, о чем я спросил?
— Помню. Леня никуда уезжать не собирался. Ни на один день. Я бы об этом знала.
— Расскажите о его друзьях. Как он проводил свободное время?
— Друзей у него нет. И свободного времени тоже.— Данилкина слегка повела плечами.— Правда.— Она добавляла это слово, как будто боялась, что ей не поверят. И произносила она его с такой обезоруживающей искренностью, что не поверить и правда было нельзя.
— Когда он начинал — друзей было много. Из тех, с кем учился в консерватории. И школьные друзья. Я знаю, что вы были в театре. Про Леню там могли сказать плохо. Но вы не верьте. Правда! Его у нас очень любили. Почему вы молчите?
— Я вас внимательно слушаю.— Панин улыбнулся и чуть не добавил: «Правда».
Когда Татьяна Васильевна стала говорить об Орешникове, лицо ее преобразилось. Куда только подевались усталость и бледность. В глазах исчезла настороженность — словно льдинки растаяли.
— У Лени были настоящие друзья. Друзья, а не просто товарищи. Он с ними много времени проводил. Любил застолья, парилку на целый день. А когда пришел успех… Настоящий — понимаете? И Леня в этот успех поверил, он…— Данилкина задумалась на секунду.— Он решил стать настоящим эстрадным певцом. С утра до позднего вечера работа. Правда! Вы знаете, у него есть одна слабость — он любит утром поспать. Раньше говорил: «Если я узнаю, что через неделю мне придется рано вставать, всю неделю у меня плохое настроение». А теперь встает в шесть, садится на велосипед. Потом бассейн, занятия в спортзале. Вы же знаете, как он выкладывается на сцене? Потом репетиции. И на друзей почти не осталось времени. Кое-кто обиделся. Подумал, что Леня пренебрегает дружбой.
— А кто из друзей остался?
— Если по большому счету — никого. Но это я так думаю. А Леня считает, что у него много верных друзей, которые любят его по-прежнему. Звонит им, обижается, что нет ответных звонков.
— Вы можете назвать этих людей?
— Коля Орлик, солист мюзик-холла, Андрей Кокарев из политехнического. Недавно защитил докторскую. Володя Севрюк…
Панин вспомнил прилипшего к нему на вечеринке у Ватагина пьяного актера.
— Он был очень дружен с моим мужем. Но вот произошел этот несчастный случай. И счастливый…— Данилкина произнесла эти слова естественно и просто. А у капитана на душе вдруг сделалось муторно. «Что же будет с ней, если Орешникова нет в живых?» — подумал он.
— Леонид никогда не говорил вам, что ему угрожали рэкетиры?
— Угрожали? — казалось, она и мысли допустить не могла, чтобы кто-то угрожал ее Леониду.
— Да. Месяца два назад какие-то люди требовали от Орешникова, чтобы он отдавал часть своих заработков от концертов.
В это мгновение зазвонил телефон. Панин снял трубку.
— Капитан, ты вызывал Татьяну Данилкину? — спросил Семеновский.
— Да.
— Напрасно. Мог бы съездить к ней в театр. Домой, наконец! — в голосе полковника чувствовалось раздражение.— В личную жизнь нельзя вламываться кавалерийским наскоком! Сейчас звонил ее муж — устроил мне настоящую истерику! — полковник говорил очень громко, и как плотно Панин ни прижимал трубку к уху, Данилкина, наверное, уловила, что речь идет о ней. Она смотрела на Панина с тревогой.— И он прав,— бубнил шеф.— Расспрашивать его жену о певце Орешникове, который уже два года не работает в театре,— давать пищу сплетням. А по его словам, сплетен и так хватает. Ты со мной согласен?
— Нет, товарищ полковник.
— Что, что?
— Так точно, товарищ полковник.
— Знаешь, что, Александр Сергеевич, зайди-ка сейчас ко мне,— почти ласково сказал Семеновский.— Я хочу на тебя взглянуть.
— У меня сейчас на приеме посетительница…
— Данилкина? — теперь уже шепотом спросил полковник.
— Так точно.
— Ну ты даешь! — как-то совсем по-мальчишески выпалил Семеновский и повесил трубку.
— У вас из-за меня неприятности? — спросила Татьяна.
— Ну что вы! — бодро запротестовал Панин.— Работа такая. Каждый день какой-нибудь сюрприз.
— Александр Сергеевич, неужели это правда — про рэкетиров?
— Правда. Наверное, Орешников не захотел вас волновать.
— Это на Леню похоже. А знаете, недели две назад к нему в квартиру залезли воры — украли видеотехнику, все кассеты. Двести штук!