Третий источник
Шрифт:
– Не могу.
– Тогда просто забери меня отсюда.
– И меня, – говорит в другом углу Солидо.
Ночь. Секс, голод, безумие. Уродцы выходят на охоту. Транспортный корабль заходит на посадку, привлекая их внимание своими огнями.
– А она хороша! – говорит Солидо, разглядывая женщину без лица.
– И не занята! – ехидничает Зоя.
Огни транспортного корабля гаснут. Из-под днища вырываются клубы пыли.
– Чего они ждут? – спрашивает Зоя Мидлея.
– Наверно,
Горбатая старуха поворачивается в сторону вокзала. Горб под лохмотьями шевелится.
– Хочешь, я покажу фокус? – спрашивает пустоту детский голос.
Женщина с головой, растущей из левого плеча, воет на луну. Время тянется отвратительно медленно.
– Пора, – говорит Мидлей.
Двери транспортного корабля открываются. Робот выносит рыжеволосую женщину. Одежды на ней почти нет. Лишь прозрачный халат до ягодиц. Он распахивается, обнажая маленькую грудь и пару уродливых отростков вместо ног.
Мидлей заглядывает в корабль. Ничего. Нет даже света. Они заходят внутрь. Корабль вздрагивает и начинает подниматься. Робот роняет женщину на землю и пытается успеть вернуться на борт. Двигатели поднимают пыль. Ветер срывает с безногой женщины халат. Уродливый самец выбирается из зарослей шиповника. Обнюхивает обнаженную женщину. Робот стоит под кораблем и ждет. Спина уродца скрывает оставленную роботом женщину. Ее крохотные ноги-отростки обхватывают его бедра. Зеленые глаза смотрят на улетающий корабль. Свет прожекторов корабля снова привлекает уродцев. Они окружают оставшегося робота, разбирая на сувениры. Один из самцов стаскивает с рыжеволосой женщины своего собрата, желая занять его место. Они дерутся. Женщина кричит, словно только что к ней вернулось сознание. Перевернувшись на живот, она ползет в спасительный мрак вокзала.
– Хочешь, я покажу фокус? – обращается к ней детский голос, рожденный старухой.
Женщина без лица смеется, считая происходящее шуткой. Зоя сжимает руку Мидлея. Двери корабля закрываются. Безумие остается далеко внизу. Вокруг лишь тишина и кромешная ночь.
Часть вторая
Глава первая
Вершины тают. Серебряные ручьи, извиваясь, струятся меж сверкающих льдов.
– Мне холодно, – шепчет Евангелина.
– Еще чуть-чуть, – Квинт прижимается к ее обнаженному телу, но не чувствует тепла. Даже поцелуи. Даже дыхание, которое Квинт жадно ловит открытым ртом. Лишь холод. Лишь чистое небо в глазах возлюбленной. Мертвой возлюбленной.
Квинт открывает глаза.
– Кто ты? – спрашивает он склонившегося над ним мужчину. Назиф молчит. Его черные глаза смотрят куда-то вдаль.
– Реки начинаются там, – говорит он словно самому себе.
Квинт поворачивает голову, пытаясь проследить за взглядом художника.
– Как я оказался здесь? –
– Пришел.
– Сам?
– Ну да.
– Значит, ты знаешь, как вернуться обратно в отель?
– Не сейчас, – Назиф опускает голову и смотрит на бывшего гладиатора. – Какого черта ты в такие годы поперся в горы?
– Я не помню, – Квинт пытается подняться на ноги. – Был зверек.
– Зверек?
– Трехцветный. Думаю, это он завел меня сюда.
– Как это завел? – Назиф награждает его подозрительным взглядом. – Ты случаем не сумасшедший?
– Да я и сам уже не знаю. – Квинт кутается в покрытую льдом рубашку. – У тебя нет теплой одежды?
– Нет.
– А палатка?
– Послушай. Я тебя сюда не приводил, и не мне беспокоиться о твоем состоянии. – Назиф взваливает на плечи тяжелый рюкзак и продолжает подъем.
– Подожди! – кричит Квинт.
– Спускайся вниз, старик! – говорит, не оборачиваясь, Назиф. – К концу дня выберешься в лес, там и отогреешься.
Гладиатор смотрит, как он уходит. Оглядывается по сторонам. Трехцветный ка-доби показывается из-за переливающегося в лучах холодного солнца сугроба.
– Вот он! – кричит художнику Квинт. – Вот тот, кто привел меня сюда!
Ка-доби фыркает и начинает взбираться по сугробам к монолитной ледяной глыбе, за которой скрыт вход в пещеру. Две реки уходят в темноту, переливаясь причудливыми цветами. Зверек прыгает вдоль берегов, оборачиваясь, словно желая убедиться, что люди идут за ним.
– Думаешь, он разумен? – спрашивает художник гладиатора.
– Не знаю. – Квинт вглядывается до боли в глазах в бесконечную тьму впереди. – Может быть, им кто-то управляет?
– Если здесь кто-то кем-то и управляет, то это зверек нами. – Назиф расстегивает теплую куртку. Температура повышается. Застывший лед тает, капая с рубашки Квинта. Убежавший далеко вперед зверек останавливается и ждет их.
– Подожди! – кричит ему гладиатор.
Ка-доби фыркает и снова убегает вперед.
– Сомневаюсь, что он умеет разговаривать, – говорит художник.
– Стоило попробовать, – Квинт вспоминает Евангелину. – Она была такой живой.
– Кто?
– Девушка, которую я любил.
– Это из-за нее ты здесь?
– Да.
– А имя?
– Евангелина.
– Мою звали Ясмин.
Реки уходят под каменную стену, заставляя остановиться.
– Куда делся ка-доби? – спрашивает гладиатор, оглядываясь по сторонам.
– Может, спрятался? – Назиф смотрит назад, в люминесцирующую даль извивающихся рек. – Или убежал.
– Я бы заметил, – говорит гладиатор. Он подходит к стене и проверяет на прочность. Его рука уходит в каменную твердь, растворяется в ней.