Третий король
Шрифт:
— Да как вы... Вы не имеете права так говорить!
— Как частное лицо — имею. Точно так же, как вы, пан профессор, имеете право сказать мне частным образом все, что пожелаете. — Вечорек помолчал. — Не хотите ли, пользуясь случаем, добавить что-либо к вашим показаниям или изменить их?
Гавроньский пристально посмотрел на него.
«Он насторожился — больше ничего. Теперь он не скажет ни слова. Зачем было с ним так?» — подумала Катажина, внимательно наблюдавшая за обоими.
— Это все? — спросил Гавроньский.
— На данный момент — да, — вежливо поклонился капитан. — Мы крайне признательны
Гавроньский напрягал все силы, чтобы овладеть собой. Катажине показалось, что он собирается что-то сказать, но профессор только плотнее сжал губы.
— Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в моей комнате, — проговорил он наконец.
Вечорек еще раз поклонился, и ученый вышел из библиотеки, стараясь не глядеть на покойника, лежавшего на полу.
— Зачем ты сказал ему все это? — спросила Катажина.
Вечорек не слушал ее.
— Оба вы врете, — бурчал он. — И глупо делаете, ведь этим вы только мешаете следствию. Очень глупо... если только один из вас не убийца. Тогда все логично.
— Кто — не убийца? — удивилась Катажина.
Капитан повернулся в ее сторону.
— Кто? Да мало ли кто на этом свете, так же, как и в Борах — за одним небольшим исключением, которое лишь подтверждает общее правило.
Катажина пожала плечами.
— И что же дальше, мой загадочный шеф? — Вопрос прозвучал скорее сердито, чем иронически. — Ищем дальше? Боюсь, мы найдем еще несколько десятков копий «Черного короля», — пяток в каждой комнате, а убийцу так и не настигнем.
— Копий больше не будет, — решительно сказал Стефан. — Я много бы отдал за то, чтобы нашелся оригинал, но...
Он запнулся.
— Когда я ходила в школу, учительница всегда говорила, что фразу надо доводить до конца.
— Это в том случае, когда точно знаешь, что хочешь сказать. Пойдем!
Глава семнадцатая, в которой вновь слышится свист летящей стрелы — и не один раз
— Куда это мы? — спросила Катажина, когда они были на лестнице, ведущей на третий этаж.
— Куда? — он помедлил. — В нашу комнату, хоть ненадолго. Пора обобщить, что же мы знаем.
— Бог в помощь! Я-то не буду и пытаться, но ты получишь в моем лице самую внимательную слушательницу из всех, какие были в твоей жизни! Но как бы мне хотелось самой поймать этого негодяя, который...
Она не договорила, так как, едва она встала на верхнюю ступеньку, в коридоре слева скрипнула дверь.
На пороге своей комнаты появилась Магдалена Садецкая и при виде Вечорека и Катажины улыбнулась томной, усталой улыбкой.
— Как хорошо, что я вас вижу, — вполголоса сказала она. — У меня кончились спички. Полчаса сижу одна и не могу закурить сигарету. Чуть с ума не сошла, а выходить боялась...
Катажина сунула руку в кармашек пижамы.
— Вот, возьмите, и можете оставить их себе.
— Спасибо большое, — отозвалась Садецкая.
Катажина поднесла руку к глазам.
— Где это я так испачкалась? Что-то липкое... — Она взглянула на халат и на уровне колен увидела небольшое белое пятно. — Краска или еще что-то.
Достав носовой платок, она вытерла руку.
— Давайте зайдем ко мне, — предложила Садецкая и отступила в глубь комнаты. Дверь с выломанным замком заскрипела.
— Не хочется вас беспокоить, —
— Спать я все равно не буду. Не смогу. Пожалуйста.
Катажина и Вечорек решительно вошли.
Магдалена присела на кровать и показала им на стулья. Вечорек прикрыл дверь и, придерживая ее руками, встал у входа.
— Неприятно, должно быть, жить сейчас в комнате, которая не запирается? — добродушно спросил он. — Мы с женой только что говорили о том, какая вы смелая — ведь все это так страшно, правда? Кошмарная история! Не каждый день случаются такие чудовищные вещи! Мы оба решили, что это был маньяк, проще говоря, сумасшедший. Должно быть, он как-то смог сюда проникнуть. Мы так считаем, хотя все твердят, что здесь на редкость надежные решетки, собака и сигнализация. Но чудес не бывает. И никто из живущих в замке не оставляет впечатления душевно неуравновешенного человека. Разве что... — он перешел на театральный шепот, — разве что пан Вильчкевич. То есть это нам с женой так кажется, но упаси Бог, мы его не подозреваем! Это слишком тяжелое обвинение, чтобы вешать его на всех подряд. Со временем приедет полиция, и скорее всего станет ясно, что мы ошибались. А вы что думаете обо всей этой истории? Между нами, конечно.
Магдалена глубоко вздохнула и вдруг задрожала, как от приступа лихорадки.
— Я? Я пытаюсь ни о чем не думать, — сказала она тихо. — Я страшная истеричка. Вела себя как идиотка, но этот звон, знаете ли... Потом, на лестнице, я было заставила себя поверить, что это чья-то глупая шутка. Подумала на Марчака с Жентарой... и даже на вас! Решила, что, может, вы как поэт вздумали для знакомства так пошутить. Но когда я увидела... — Садецкая вновь вздохнула. — Это ужасно! Я ничего не понимаю, ничего... Этого не могло случиться — но все же случилось!
— Да-да. Мы с мужем чувствуем то же самое, — кивнула Катажина. — Это похоже на какой-то страшный театральный спектакль. Вот-вот окажется, что стрела бутафорская, а актер жив и невредим и кланяется публике. А потом зажжется свет, и мы разойдемся по домам. Но только... все это правда.
Магдалена подняла руку и тут же безвольно опустила ее.
— Боже, как я устала. А уснуть не могу. Приедет полиция, будет нас мучить. Что? Кто? Когда? Это будет хуже всего! Говорить совершенно с посторонними людьми! Они ведь даже не дадут нам уехать отсюда. Да еще эти дурацкие фрески! Пусть тут перебьют хоть сотню хранителей — работу нужно будет сдать, иначе не заплатят. А я не так богата, чтобы позволить себе бросить работу, когда она почти готова. Вы и не знаете, как вам повезло, что как только окончится следствие, вам удастся уехать из Боров, чтобы никогда сюда не вернуться!
— Но в сложившихся обстоятельствах вас наверняка никто не станет принуждать...
Магдалена только слабо улыбнулась.
— Ну, мы пойдем, — сказал капитан. — Если вам вдруг станет плохо, постучитесь к нам. Без всякого стеснения!
— Большое вам спасибо. Вы идете к себе?
— Да. Впрочем, не знаю. Мне как-то сейчас не сидится на месте. Мы бродили по замку, думали, может... — Он развел руками. — Ведь если этот маньяк где-то прячется, то наш долг...
— Стефан у меня такой! — с нескрываемой гордостью сказала Катажина. — Не испугается и сумасшедшего с арбалетом, если надо исполнить свой долг.