Третий лишний. Бегство от одиночества
Шрифт:
– Мисс Норт!
– растяжно и громко произнес тот самый мерзавец, который приставал к ней на набережной.
– Изумительно выглядите, просто восхитительно. Могу я вас пригласить на танец?
Ханна презрительно сузила глаза и уже хотела нагрубить, но мистер Вуд ответил первым:
– Если позже. Первые танцы мисс Норт обещаны мне.
– Смотри, друг мой, три танца подряд, и ты потерян для женского общества. Это будет невосполнимая утрата.
– глаза собеседника были темными, хитрыми. Черные ухоженные длинные усы добавляли ему солидности и опасности.
– Благодарю за заботу, мистер Хоут.
Когда
– Как вы могли решить за меня?!
– Смог, зная, что мистер Хоут влиятельный человек, с которым не следует ссориться. Как вы заметили, он небольшого роста, но весьма честолюбив, и любая прилюдная сказаннаяглупость могла бы вам дорого обойтись. Он не прощает обид. Никому.
– Мерзкий город.
– Это если не знать его правил. Кстати, мистер Хоут и Ален дружат в некотором роде, так что в случае, если пожелаете вопреки желаниям мистера Уислона покинуть Байборо, вам сможет помочь только Виктор.
Возразить было нечем, поэтому она просто отвернула голову и увидела, как в ее сторону, подхватив подругу под руку, несколько вальяжно идет женщина. Приблизившись, незнакомка вопреки приличиям с ехидством в голосе поинтересовалась:
– И какую же тетушку вы ищите, мисс Норт? Здесь ваших родственников нет, уверена.
– улыбка была у нее натянутой, словно во рту она держала дольку лимона.
– Если вам, мисс Брилл, интересно узнать и помочь в поисках, заходите к мисс Норт на чашку чая. Она пренепременно расскажет о тяжелой судьбе сироты и будет благодарна, если найдется хотя бы один из самых дальних родственников.
– Фи!
– выразила свое презрение леди и с возмущением ушла.
– Это Элиас Брилл - местная сплетница. Пусть она возмущена моей бесцеремонностью, но будь уверена, завтра или послезавтра постучит в дверь и устроит тебе допрос, так что вспоминай что-нибудь о родственниках.
– Откуда вы знаете, что я сирота?
– Миссис Уилсон - кладезь сведений. Кстати, сегодня они обязательно будут, так что приготовься.
Раздались приветственные крики. В центр зала вышла пышная женщина, и радостно сообщила, что танцевальный вечер открыт, и по традиции его открывает танец с пирогом. Раздались громкие овации. Зазвучала веселая музыка, похожая на вальс, но весьма своеобразная, и на сцену вышли мальчик и девочка лет восьми-девяти. На голове мальчика мулата была широкополая соломенная шляпа с бубенцами, а на девочке маленький чепец. Юные танцоры улыбались так широко, что еще до начала танца захотелось ответить им взаимной приветливостью.
Выждав вступление, танцоры запрыгали на месте, уморительно дрыгая ногами, а потом под припев стали двигаться по кругу, отклонив тело и головы назад. Согнутыми руками дети размахивали, как курица крыльями, а ногами переступали, как лошадь на выезде. Необычные движения не придавали танцу элегантности, зато он был настолько зажигательным, озорными и веселым, что невозможно было удержаться от смеха. Как догадалась Ханна, он был гротескным, для увеселения зрителей.
Под конец ребенок встал перед девочкой на колени, она поставила ножку в красивом башмачке на его бедро. Сняв с головы шляпу и, танцуя, он начал обмахивать девочку шляпой, как веером, и под бурные овации и довольные крики зрителей, дети завершили танец.
– Понравилось?
– Очень!
–
– Но почему с пирогом?
– Потому что раньше рабы, чтобы развеселить хозяев, смешили их в танце, и победивший шел на кухню и получал сладкий пирог. Пойдте танцевать, шеренги уже выстроились!
– мистер Вуд поспешил встать а конец ряда, чтобы открыть вирждинию рилл. Перешептывания за спиной, набирали силу.
– Саймон, я чувствую, будто мне в спину плюют!
– Лишь бы не кусали.
– отшутился он.
– Мне н уютно.
– Не будь трусихой!
– и улыбнулся так, как мог делать только он. Ямочки у него были обаятельными.
Кружась в танце, меняясь партнерами по змейке и спирали, Ханна веселилась от души. Напарники, попадавшиеся в танце, с удовольствием смотрели на нее и улыбались. А позже, с удовольствием предланали составить пару в следующем танце. Дамы не спускали с нее глаз.
"В чем-то Саймон прав. Изображать целомудренную скромницу можно, но рано или поздно придется рассказать о себе правду. А так, если придусь кому по душе, будет не так страшно начать разговор..." - тяжесть отступила, и она с радостью танцевала до конца вечера.
В разгар танцев появилась Уилсоны, но Ханна с Лидией не общались, потому что та была не в настроении. Протанцевав всего два вальса, миссис Уилсон отказалась танцевать, и они с супругом уехали так же внезапно, как и приехали.
– Она не в настроении.
– обратила внимание Ханна.
– Еще бы, Уилсоны не так просты, как кажутся. Лидия уже начала понимать, как круто изменилась ее жизнь.
– Вы же друзья с Аленом!
– напомнили мисс Норт.
– Друзья, но недостатки друзей не следует игнорировать. Если интересно, расскажу позже.
– ответил мистер Вуд и увел танцевать Пол Джонс.
На обратном пути, накинув на плечи легкий плащ, они прогуливались по улицам, болтая обо всем на свете, но ей не терпелось задать мистеру Вуду вопрос. Наконец, набравшись духу, просила:
– Расскажете о недостатках?
– напомнила она про разговор.
– Весьма любопытные у вас интересы. Зачем вам это знать?
– Мне хотелось бы вам больше доверять, Саймон.
– используя женское обаяние, ответила Ханна. Мистер Вуд внимательно посмотрел на нее, а потом приступил к рассказу:
– Одним октябрьским днем человек по имени Льюис купил лошадь у человека по имени Роджер, который утверждал, что кобыла здорова и крепка, и ручался, что у нее нет копытного абсцесса. Льюис прокатился на лошади, осмотрел, и она ему понравилась. К вечеру двое закончили сделку, и Льюис заплатил за быка, корову, и еще пять долларов за кобылу.
Но дело оказалось кислым. У лошади на копыте был гравийный абсцесс, и естественно, что Льюис захотел возмещения ущерба за нарушение ручательства. Тяжба Льюиса против Роджера дошла до верховного суда. Упертый оказался покупатель, правда? Так вот, главный судья Уильямс... Вам еще интересно?
– Да!
– Тогда рассказываю дальше. Судья указал, что суббота - Божий день, и Конституция позволяет христианам пользоваться преимуществами одного религиозного выходного для отдыха. Этот день посвящается моральным и религиозным обязанностям, и никто не должен принуждаться к труду, чтобы исключить случай алчности или корыстолюбия.