Третий - не лишний! Книга 2
Шрифт:
Я корчилась от муки и орала благим матом:
– Я - женщина, мать твою! А не Терминатор! Моя сила в моей слабости!
– Покажи, - настойчиво приказывал садюга, загоняя иглы во все болевые точки.
– И я освобожу тебя. Если ты так сильна, как мне докладывали, ты сможешь быть сосудом для вынашивания нового дожа! Моего сына!
– Сбрендил! Я в неволе не размножаюсь!
– вякнула я. отключаясь. Думала хоть там, за гранью отдохну. Хрен! Вылили сверху ведро ледяной воды и снова-здорово: расскажи, покажи
– Козел!
– яростно выдохнула я, ощутив, как этот извращенец ласково оглаживает покалеченное нм тело. И заработала по губам.
– Я могу - быть с тобой помягче, красавица, - нагнулся ко мне дож.
– Только сделай то, что я приказываю!
Снисходительный какой! Чем рожать тебе таких же ублюдков, да лучше я сдохну!
– Отвали, - растянула я разбитые губы в усмешке. Не повезло мудаку. Нельзя отдать то, чего не имеешь.
– Покажи!
– нахмурился он, кивая палачу. Тот поклонился и притащил жаровню.
– Или будет еще больнее!
– Ничего, - сжалась я от ужаса.
– Хоть какое-то разнообразие!
– Последний раз приказываю, - встал он надо мной с раскаленным прутом в руке.
– Покажи свою силу, и все закончится.
– Все закончится так или иначе, - зажмурилась я.
Меня все-таки припечатали в бок раскаленным прутом, я завизжала - и от ужаса, и от обжигающей дикой боли:
– А-А-А-А-А!
Яркий кроваво-черный миг боли сменился потерей сознания.
И снова ледяная вода. И железо. Вода. Железо. Камень, ножницы, бумага.
Я выиграла.
– Ты такая же, как все остальные, - разочарованно отшатнулся от меня безумец.
– На этом месте, - с трудом прошептала я.
– Должен раздаться зловещий смех злодея.
– Я не злодей, - дружелюбно заверил меня дож.
– Я патриот своей страны и своего народа. Нам не нужны боги, чтобы делать детей.
– Ты не злодей, - с трудом открыла я глаза.
– Поэтому ты не умеешь смеяться. Ты безумец и садист. И для того, чтобы делать детей, нужно быть не богом, а мужчиной. Настоящим. Как твой сын...
– Сука!
– отшатнулся от меня дож.
– И горжусь этим!
– заверила его я, балансируя на грани между явью и навью.
– В одиночку ее!
– приказал садист. Прошипел разъяренной гадюкой: - В кандалы! Завтра на рассвете казнь! На костер!
– Благодетель!
– прошептала я.
– Что сгорит, то не сгниет!
В камеру ввалилась стража и застыла.
– Дож, - позвала я.
– Иди, скажу чего-то.
Мужчина ухмыльнулся и подошел.
Я с удовольствием плюнула в такую довольную физиономию кровью и прохрипела:
– Мне лишь завтра в ад, а ты там уже давно живешь!
– Унести эту падаль!
– заорал дож, выходя из себя и брезгливо стирая кровавый сгусток с руки.
Палач и подмастерье засуетились, отстегивая
«День прожит не зря!» - удовлетворенно подумалось мне, прежде чем провалиться в черную, бескрайнюю, но такую гостеприимную пустоту.
– Осторожно!
– зашипели надо мной. На ожоги и раны наносилась заживляющая мазь легкими движениями.
– Больно, - простонала я.
– Потерпи, девочка, - пробормотал стражник.
– Еще чуть-чуть осталось. У кого-то есть рубаха?
– Спасибо, - еле шевельнула губами.
– Да не эта, - возмутился громила, отталкивая предложенное.
– Мягкая, нательная!
Наверно, мне нужно было покрыться позором и сгореть от стыда, разлеживаясь голой перед когортой мужиков. Но я была покрыта кровоподтеками и сгорала от ожогов. Так что особо не заморачивалась своим внешним видом, вряд ли он мог порадовать чей-то взыскательный взор.
Кто-то из парней все же стянул с себя нательную рубашку, и мое измученное тело завернули в мягкую, теплую ткань.
– Прости, - повинился громила.
– Но мы подчиняемся приказам.
– Делайте, что должно, - отпустила я нм оптом все прошлые и будущие грехи. Мне сейчас все можно и дозволено. Я готовилась к встрече с Богом.
Меня осторожно опустили на набитый свежим сеном матрас около стены и защелкнули на руках и ногах тяжелые оковы, аккуратно подоткнув под спину - какую-то тряпку, чтобы защитить от холода камня.
– Ты полежи, - тихо сказал мне стражник.
– Я позднее приду. Поесть и попить тебе принесу.
– Спасибо, не надо, - сомкнула я веки, возвращаясь к гостеприимной черноте.
***
Ночью в камеру к двум тяжело избитым, но живым Филлипэ и Эмилио неслышными шагами вошел из потайной двери дож. Посторонился, пропуская слуг, и скомандовал:
– Сына сковать антимагическими наручниками, отмыть, побрить, пролечить и отвести в мой кабинет. Да не забудьте его переодеть...
– презрительный прищур.
– Сын дожа, одетый в храмовую штору - редкое позорище!
– Заглянул в мутные от боли кобальтово-синие глаза и усмехнулся недобро: - Будем беседовать, сынок!
Ровно через час, приведенный в порядок Филлипэ предстал перед суровым отцом.
– А теперь объясни мне, с какой стати ты бегаешь от меня, как заяц, по всей стране?!
– напал дож.
– Я же не спрашиваю, папа, зачем ты меня на пару с Эмилио почти год пытаешься убить?
– контратаковал наследник.
Дож попытался отрицать, но его сын только покачал головой:
– Я сразу узнал Маурицио и Бонди... и последнего убитого мной из банды браво. Им был твой любимый Рико! Не многовато ли совпадений?