Третий Рим
Шрифт:
– Пошли, – ответил рослый капитан-лейтенант и, тяжело вздохнув, направился вслед за ним.
Капитан 3 ранга Виктор Туровер, был командиром «210-й», а капитан-лейтенант Александр Майский, его помощником. Точнее бывшими. На дворе стоял конец века, в России торжествовала демократии и флот разоружался. Корабли резали на металл, а офицеров и мичманов пачками увольняли в запас с пожеланиями успехов в новой жизни.
Выйдя в город и пройдя несколько заснеженных улиц, с разбитыми тротуарами и бегающими по ним тощими собаками, офицеры зашли в мрачный, с пустыми
– Крепкий гад, слышал американцы им негров травят, – взболтнул одну помощник.
– Плевать, – процедил Туровер и, запихав бутылки в карманы, приятели вышли наружу.
По дороге они закурили, взобрались по скрипучему деревянному трапу на пологую сопку и, миновав захламленный двор, с роящимися в мусорных баках солдатами из стройбата, направились к одной из облезлых пятиэтажек.
Войдя в темный провал подъезда, офицеры поднялись на третий этаж, и Туровер зазвенел ключами.
– Проходи, – толкнул он обитую клеенкой дверь и щелкнул выключателем.
Голая лампочка тускло высветила двухкомнатную малогабаритную квартиру с казенной «омисовской»* мебелью, кожаным продавленным диваном и допотопным телевизором у окна.
Чуть позже Туровер с Майским сидели за столом крошечной кухни, пили разбавленный водой спирт и закусывали пайковой тушенкой «Великая стена».
– А Юлия, что, так и не пишет? – наполнил в очередной раз стаканы Майский.
Туровер отрицательно покачал головой, не чокаясь, вытянул свой до дна и извлек из мятой пачки беломорину.
Несколько месяцев назад, одуревшая от нищеты и полярной ночи, его жена потребовала развод и, собрав вещи, уехала с пятилетним сыном в Крым к родителям
– Да, мне холостяку легче, – поморщился от выпитого спирта капитан-лейтенант, с трудом выдохнул и тоже закурил.
– Так что будем делать, а, командир? – выдул он вверх густую струю дыма. – Может пойдем в бандиты?
– Да какие из нас бандиты, Санек – криво усмехнулся Туровер. – Так, разве кому морду набить.
– Я б президенту набил, – сжал громадный кулак помощник. – Пьяная курва. Слышь, Вить, а давай позвоним Альке, – наклонился к приятелю. – Он теперь в Питере большая шишка, да и у родителя бизнес будь здоров.
Алька, он же Альберт Павлович Львов, их однокашник и близкий друг, командовал лодкой в Западной лице и как только началась ваучеризация*, убыл с Севера к папаше -адмиралу в Северную Пальмиру*.
Изредка друзья созванивались, один раз Алька прилетал по делам в Мурманск, и они тогда душевно посидели в любимом моряками «Эрбээне»*.
– А что мы ему скажем? Здравствуй Алька, нас со службы выперли? – кривя губы, сказал Туровер.
– Ну да, – снова набулькал стаканы Майский. – Может устроит нас к папаше.
Туровер отрицательно помахал пальцем, и офицеры начали спорить.
После словесной перепалки и таскания друг друга за лацканы тужурок, командир наконец сдался и кивнул на висящий над столом телефон, – звони.
Помощник выщелкнул и штатива трубку, нашарил в кармане записную книжку и стал набирать номер.
– Связь, твою мать – недовольно бурчал он, когда набор срывался, а потом весело заорал, – Алька, здорово черт, это я, Сашка! Откуда, откуда, из Полярного! – подмигнул приятелю. – Как у нас дела?! Отлично! Сидим с Витькой и пьем спирт! Ну да, повод есть – нас турнули с флота! Лодку на иголки, нас в запас! Во-во, и я Витьке говорю, давай позвоним, а он кобенится! Щас, передаю! – и тыкнул трубку Туроверу.
– Привет Альберт, – прижал тот ее к уху. – Да какой розыгрыш, нет, – пожевал потухшую беломорину. – Бригаду сокращают наполовину. Шесть экипажей расформированы, в том числе и наш. Завтра идем за расчетом. Куда думаем ехать? Саня к себе в Петрозаводск, ну а я в Донецк. У меня там старики, полезу в шахту. Чтоб обязательно заехали? Ну что ж, по пути заедем. Щас, запишу, дай стило*, – кивнул помощнику.
Тот извлек ручку, сунул ее Туроверу и подвинул к тому записную книжку.
– Есть, записал, – размашисто чиркнул в ней капитан 3 ранга. – Перед выездом, позвоним, бывай – и, приподнявшись, вщелкнул трубку на место.
– Дал свой мобильный, черт – обозрев в книжке записанный номер, – засопел Майский. – Думает, они у нас есть, засранец, – и взял в руку граненый стакан.
– Твою мать! И это мы, советские офицеры, а Вить! – вскинул он побелевшие глаза на командира – и стакан хрупнул как яйцо.
– Кончай истерику, – нахмурился тот, – на вот, утри кровь и передал помощнику носовой платок. – А теперь спать, – выплеснул свой стакан в раковину умывальника, – завтра трудный день.
Ровно в шесть приятели встали, привели себя в порядок и, выпив по чашке суррогатного кофе, отправились в штаб бригады.
Там, в зале совещаний, уже сидели их друзья по несчастью, и между рядами угрюмо прохаживается помощник дежурного, с синей – белой повязкой РЦЫ* на рукаве кителя и болтающейся у бедра тяжелой кобурой.
Накануне всех ознакомили с приказом Министра обороны, и теперь командир соединения желал попрощаться.
– Товарищи офицеры! – вытянувшись, рявкнул дежурный, зал вразнобой хлопнул крышками сидений и все встали.
– Вольно, – бодро кивнул хлыщеватый адмирал и в сопровождении начальника штаба с финансистом, проскрипел штиблетами к стоящему в начале зала на возвышении, столу. Он был молод, недавно назначен из Москвы и являлся зятем известного политика.
Рассевшись по мягким стульям, начальники значительно оглядели зал, потом адмирал встал, кашлянул в кулак и толкнул речь.
Из нее следовало, что демократия в России набирает обороты, ее Вооруженные силы нуждаются в реформировании, и увольняемые в запас должны принять самое активное участие в построении нового общества.
– Во, сука, как поет, – наклонился к Туроверу сидящий рядом командир. – Интересно, сколько он огребет за списанные лодки?
– Да уж огребет, не сомневайся, – жестко ответил тот. – Эти своего не упустят