Третий Рим
Шрифт:
– Тру-ля-ля, – послышалось в глубине квартиры, потом щелкнул запор, и в ярко освещенном проеме возник Львов. На нем красовалась белоснежная сорочка с черным галстуком и, сияющая золотом, парадная форма капитана 2 ранга.
– Ну вот, сразу видно, наш человек! – довольно пробасил Майский, первым ступая в залитую мягким светом прихожую.
– Дамы, встречайте гостей! – весело обернулся назад хозяин, и из анфилады комнат появились три молодые женщины.
– Витя, Саша, здравствуйте, – лучась доброй улыбкой, мягким контральто
– А ты, Танюша совсем не изменилась, все такая же красавица, – чуть приобнял ее помощник и шутливо подставил вторую.
– Легче, легче, – деланно рассердился Львов, и в воздухе прозвучал смех.
Потом он представляет Нечаева с Купрумом жене и ее подругам, одну из которых звали Викой, а вторую Леной, офицеры водрузили фуражки с шинелями и белыми шарфами на вешалку, и все веселой компанией проследовали в гостиную.
Она была просторной, с высоким лепным потолком, двумя стрельчатыми, выходящими на Неву окнами и полукруглым эркером за ними. На стенах висели несколько полотен Айвазовского, интерьер дополнялся добротной, пятидесятых годов мебелью, большими напольными часами в углу и персидским ковром на паркете.
– Да, сколько времени прошло, а тут все по старому, – переглянулись Туровер с Майским.
– Мы ничего не стали менять, в память о Надежде Николаевне, – ответила Татьяна. – Прошу вас, мальчики, располагайтесь, – и, прихватив пакеты, женщины упорхнули на кухню.
– М-да, давно я не праздновал Новый год в Питере, – усевшись в кожаное кресло, довольно обозрел накрытый стол Нечаев.
На нем, на белоснежной накрахмаленной скатерти, тускло отсвечивали столовое серебро и фаянс приборов, весело искрился хрусталь рюмок и бокалов, а в центре, в окружении всевозможных закусок и бутылок, на блюде аппетитно дремал зажаренный до золотистой корочки, молочный поросенок.
– Да и мы тоже, – задумчиво прошелся по ковру, заложив руки за спину Туровер.
– А это кто? – нерешительно спросил пристроившийся на кожаном угловом диване Купрум, показывая глазами на висящий в простенке портрет пожилого вице- адмирала, с многочисленными орденами и звездой Героя Советского Союза на груди.
– А это, Миша, отец Альберта и наш учитель, – остановился перед портретом капитан 3 ранга. – Так Павел Алексеевич что, и Новый год встречает на даче? – обернулся он ко Львову.
– На ней самой, – вычмокнул тот штопором пробку из бутылки. – У отца там целая компания ветеранов.
– А вот и мы! – появилась из двери Татьяна в сопровождении подруг. – Прошу всех к столу, – и на него водрузились душисто парящее блюдо вареных пельменей, а за ним соусницы с маслом, уксусом и сметаной.
– Никак сибирские? – вожделенно принюхался Майский и отодвинул один из стульев
– Именно, – белозубо рассмеялась Татьяна. – Ваши любимые, лепили под чутким руководством Альберта.
– Ну да, –
За столом возникло веселое оживление, послышались смех и звяк посуды, после чего, убедившись, что все готовы, Львов встал, держа в руке рюмку с коньяком.
– Друзья, я безмерно рад, что сегодня мы собрались вместе, – лучисто оглядел он присутствующих, – и пусть все наши заботы и печали останутся в уходящем году. За Него! – протянул руку к центру, и к потолку унесся тонкий звон хрусталя.
– Так, а теперь попробуем сибирских, – крякнув, прогудел помощник и навалился на пельмени.
– Однако! – издал спустя минуту он возглас восхищения, – могете!
– Не могем, а мОгем, – значительно поднял вверх вилку Львов, и в комнате возник хохот.
Затем последовал извечный морской тост, который офицеры выпили стоя и трижды прокричали «Ура!», а за ним третий – за присутствующих здесь дам. Обстановка стала праздничной, и под сводами то и дело гремел смех.
Без пяти двенадцать включили стоящий в углу «Панасоник», и на фоне Кремлевских башен, на экране возникло породистое лицо с безжизненными глазами.
– Ты смотри, вроде трезвый, – наклонился к Туроверу Майский.
– Так это ж запись и сделана накануне, – скептически хмыкнул тот.
В течение нескольких минут, значительно надувая щеки и издавая непрерывное «э», президент кратко излагал свои успехи в уходящем году, затем воздел кверху фужер с шампанским и поздравил россиян с Новым годом. После этого его лицо исчезло, и начали бить куранты.
– Бах-бах! – выпалили в потолок пробками Нечаев с Купрумом, и в подставленные бокалы полился искрящийся напиток.
– Ну, за Новый 1999-й! – поднялся со стула Туровер, и снова послышался звон хрусталя.
Спустя некоторое время Львов объявил перерыв и щелкнул кнопкой музыкального центра, Майский с Купрумом и Нечаевым пригласили дам на танец, а они с Туровером вышли на балкон. Там было морозно, небо усеяли колючие звезды, по набережной изредка пролетали одинокие автомобили.
– Вот и новый год начался, – щелкнул зажигалкой Альберт и дал прикурить Туроверу.
– Да, – глубоко затянулся тот беломориной. – Интересно, как он сложится?
– Если у нас все получится, нормально.
– Хотелось бы в это верить, – оперся капитан 3 ранга на перила.
Вдруг где-то раздался треск, над стоящей на Малой Невке «Авророй» вверх взлетела целая серия ракет и окрасила небо в причудливые цвета радуги.
– Красиво, – кивнул в ту сторону Туровер. – Это что, новая традиция?
– Вроде того, – саркастически произнес Львов. – Теперь отцы города устраивают на ней праздничные банкеты.
– ?!
– Ну да, для поднятия, так сказать, своего революционного порыва.