Третья волна
Шрифт:
Шламан возвращался к своему народу, уставшему от долгого перехода к новым землям, еще способным прокормить. Возвращался с противоречивыми чувствами. Прежде всего, Каций думал о словах Ануэра об атмосфере. Через несколько десятков лет планета лишится атмосферы, жизнь на ней погибнет в считанные дни, затем испарятся воды океана и немногочисленных оставшихся озер, пересохнут реки, растают полярные льды. Планета станет безжизненным куском гранита и красной глины. Знать, что так мало осталось времени твоему народу — невыносимая мука.
А второе, что завладело разумом шламана — предстоящее путешествие терсиан к Калису. Невиданное по
Пять попыток, стоивших двенадцати жизней, так и не позволили терсианам всерьез заняться проблемой колонизации Калиса. А потом участились Приходы. Людям стало не до соседних планет, не до героических подвигов в космосе. Люди вынуждены были бороться за выживание на родной планете, регулярно подвергающейся страшным атакам пришедшей издалека убийцы Меркабы.
Конечно, слова императора Ануэра звучат убедительно. Он верит в благополучный исход задуманного предприятия, ибо, как сам же и выразился, в трудные времена начинаешь верить даже в невозможное, в сверхъестественное, в необъяснимое. Полагаешься на удачу, на благосклонность судьбы, на богов. Но убедительность и вера в голосе императора вовсе не означают, что все пройдет удачно.
Однако шламан Каций, ознакомившись с невеселым будущим Терсы, отчаянно хотел верить в успех. Человечество должно выжить. Просто обязано. Не за тем в холодной пустоте космоса образовалась жизнь, разумная жизнь, чтобы погибнуть, не познав самую себя. Не за тем…
Шламан крепко прижал к груди папку с именами выбранных Империей переселенцев Танта-Арстага. Нет, он не станет ничего менять в ней — за исключением внесения в список новых имен вместо погибших. Он доверился тому, кто проделал эту работу и обозначил наиболее достойных для продолжения рода, для сохранения цивилизации. Пусть будут счастливы и почитаемы потомками те, кому суждено стать великими. Настолько великими, что, вероятно, через тысячи лет на Калисе их будут почитать как богов…
Геликоптер мягко коснулся почвы в небольшом отдалении от шатра. Мимо уныло плелся бесконечный караван несчастных жителей погибшего Танта-Арстага. А на небе, склонившись уже к горизонту, сверкало беспощадное пустынное солнце, грозный источник губительной радиации Ариол, звезда пятой величины по классификации во всех астрономических
Звезда, во владения которой вторглось чудовище, несущее гибель…
Шламан покинул прохладу салона геликоптера. Он возвращался один — советник Саил уже не сопровождал его. У шатра стоял Кениц в термоксотюме, с мечом и огнестрельным оружием. Готовый сражаться и умереть за свой народ, ведь именно таким его и воспитал Каций.
За спиной свистел воздух, рассекаемый лопастями винтов. Геликоптер, постояв на негостеприимной земле степи всего минуту, взмыл ввысь и взял курс на Империю. Подальше от ветра и жары, подальше от вот-вот наступившего ночного холода, подальше от погрязших в своем горе людей Танта-Арстага.
Кениц дождался, пока отец подойдет ближе. По выражению лица верховного жреца стало понятно, что принес он из Империи очень важные новости. Но любая новость сейчас была лучше той, какую перед отлетом пророчествовал шламан. Очевидно, императору не надо устранять Кация, возможно, он не станет нападать и на караван.
Со всеми этими вопросами Кениц поспешил начать разговор. Но шламан взмахом руки остановил его, затем пригласил следовать за собой в шатер. В шатре шламан лишь осведомился у жрецов, как идет продвижение каравана, сколько народу погибло за время его отсутствия да сколько воды осталось в цистернах. Получив эти сведения, он подозвал Кеница.
— Я знаю, у тебя есть вопросы. Но прошу тебя, потрепи. Когда караван достигнет Великого океана, мы разобьем новое поселение. Затем мы организуем приемлемый быт людей. А после я расскажу тебе, с какими новостями вернулся из Империи.
Заинтригованный, Кениц, тем не менее, не стал спорить. Он понял лишь, что новости не просто крайней степени важности. Новости, с какими прилетел отец, определяют судьбу. Кениц еще не знал, что интуиция верно подсказала ему это.
ГЛАВА 8
Короткий стук резко вырвал из сна. Семенов мгновенно сообразил, где он и кто может стучать в такую рань (взгляд на загодя переведенные наручные часы сообщил, что сейчас ровно восемь утра). Майор пошел и отпер дверь в номер.
За дверью стояла Елена Дементьева, красивая девушка двадцати восьми лет, натуральная блондинка, спортивная и гибкая как дикая кошка африканских прерий.
— Привет, Витя! — Она улыбнулась жемчужной улыбкой.
Семенов попятился вглубь номера, пропуская девушку.
— Здравствуй, Лена.
— Разбудила?
— Нет, нет, не волнуйся.
Она прошла в номер, осмотрелась, оценивая, как майор смог устроиться. Весьма экстравагантный белый спортивный костюм, ультрамодный, как подумалось Семенову, чуть заметно шелестел при движениях девушки.
— Как я рада, что ты смог прилететь!
Она смотрела прямо в глаза, открыто и смело, как могут смотреть только люди, полностью уверенные в себе и не запятнанные в душе грязью.
— Не нашел ни одной причины, чтобы отказаться от твоего предложения. — Семенов был искренне рад видеть Елену. Если в «Шереметьево-2» да в каирском такси он еще отчасти сомневался, правильно ли поступил, то сейчас, встретившись с девушкой, он мгновенно растерял всякие сомнения. — Хотя слабо понял, в чем оно заключается. Вернее, совершенно не понял.