Третья жертва
Шрифт:
Теперь Куинси наконец понял.
– Так ты составляешь список возможных подозреваемых.
– Да. Можешь поучиться.
Куинси вскинул бровь. Нервная, раздраженная Рейни сегодня еще и резала напрямик.
– Позволь спросить, кого ты уже записала?
– Чарли Кеньона. Директора Вандерзандена. Загадочного мужчину в черном. И вот теперь Ричарда Манна.
– Мне казалось, у директора есть алиби.
– На первый взгляд да, есть, но пока не надавишь, наверняка не узнаешь.
– Насчет Чарли Кеньона согласен, – задумчиво сказал Куинси после короткой паузы, решив, что в данной ситуации выгоднее подыграть. – Он постарше, имеет определенное
– Директор – фигура авторитетная. Если Дэнни не в состоянии противостоять отцу, достанет ли ему сил не уступить директору школу? Ты ведь слышал его последние слова на допросе? Мальчик напуган. Для ученика восьмилетней школы могущественнее и авторитетнее директора человека нет.
Логика в ее рассуждениях, конечно, присутствовала.
– Но есть еще такая вещь, как реакция самого Вандерзандена. Мне показалось, он искренне опечален и потрясен.
Рейни приняла возражение, но уже в следующее мгновение глаза ее вспыхнули.
– А его жена?
Куинси медленно выдохнул. Рейни записывала новое имя, и рука ее двигалась быстро и нервно.
– Зачем ты составляешь этот список?
– Надо сосредоточиться. Расследованию недостает направленности.
– У тебя уже есть подозреваемый. По-моему, сосредоточиться есть на ком.
– Да, но мы же не знаем, тот он подозреваемый или не тот.
– Отпечатки пальцев на обоймах тебя не убедили?
– Тебя же они не убедили.
– Мне за скептицизм больше платят.
Рейни отложила ручку и пристально на него посмотрела. Бледная, сухая кожа, изможденное лицо с заострившимися чертами наводили на мысль, что она отказалась не только от пищи, но и от сна. Если так пойдет и дальше, долго она не протянет.
– Вчера вечером у меня был Шеп, – сообщила вдруг Рейни.
– А-а-а, – протянул Куинси. Ситуация прояснилась. – Чувствуешь на себе личную ответственность?
– Конечно. А для чего еще нужны друзья? Но это не всё. Шеп связался через какого-то знакомого с криминалистической лабораторией. Оказывается, кое-что Эйб Сандерс от нас утаил.
– Не томи.
– Есть проблема с одним спидлоудером от тридцать восьмого калибра. На нем не только нет никаких отпечатков – ни чистых, ни смазанных, как будто его вытерли, – но баллистики к тому же обнаружили и кое-что странное. Сегодня утром я узнала, что внутри устройства найден некий налет. Возможно, полимер.
– Что-то синтетическое? Как в нитках полиэстеровой ткани?
– Кто ж его знает? Так или иначе, в спидлоудере неким загадочным образом оказались частички ткани. На Дэнни же в момент задержания была рубашка из стопроцентного хлопка. Они там еще проводят какие-то тесты, но в любом случае мы возвращаемся к ситуации, когда вопросов больше, чем ответов.
– И ты намерена убить детектива Сандерса?
– Да. В три пополудни. Приглашаю на демонстрацию. – Рейни скупо улыбнулась. – Так вот в семь утра у меня состоялся в высшей степени занимательный разговор с судмедэкспертом. Вскрытие Авалон она провела вчера, поздно вечером, и сегодня мы сразу начали с девочек. Везет как утопленнику. И вот тебе новость: убившая Мелиссу Авалон пуля двадцать второго калибра не деформировалась. Прошла по прямой через центр мозга и остановилась
– И что? Медэксперт думает, что стреляли из гладкоствольного оружия?
– Что там думает Нэнси Дженкинс, о том я понятия не имею. Для нее это тоже загадка, но, к несчастью для меня, женщина она скрытная. Сейчас… попробую в точности воспроизвести, что именно она сказала. «На первый взгляд пуля вроде бы вышла из оружия двадцать второго калибра, да вот только я так не думаю». Что-то вроде этого.
– Она так не думает?
– Нэнси Дженкинс – в некотором роде фанат оружия. Официально она никаких комментариев не дает, пока не получит заключение баллистической экспертизы, но с пулей, убившей Мелиссу Авалон, определенно что-то не так. И не просто что-то странное, а что-то хитроумно странное.
– Хитроумно странное для тринадцатилетнего подростка?
– Вот, начинает доходить.
– И пуля остановилась у основания черепа?
– Точно. У самого основания. Как будто она шла по снижающейся траектории. И как такое может быть, если мальчик, чей рост четыре фута и десять дюймов, стрелял в женщину, чей рост пять футов и шесть дюймов?
– И которая, судя по тому, как упало тело, не стояла на коленях, – добавил Куинси.
Рейни кивнула.
– Ну вот, наконец-то уяснил. Похоже, неладно что-то в датском королевстве. По крайней мере представляется сомнительным, что Дэнни убил Мелиссу Авалон. А раз так, то появляются вопросы и по Салли и Элис.
– Другими словами, речь может идти о присутствии неизвестного стрелка и пока еще неустановленного оружия.
– Точно. Итак, у нас оружие убийства, установить которое только предстоит, и мотив. Почему жертвой стала именно Мелисса Авалон? Я только об этом и думаю. Почему она? Молодая, красивая мисс Авалон…
– Теперь ты выстраиваешь новую теорию.
– Раз уж я веду следствие, то почему бы и нет?
– Рейни, я могу сделать тебе приятное?
– Да ради бога – попробуй.
– В половине второго у меня встреча с Ричардом Манном. Хочу порасспросить о Дэнни О'Грейди. Идем со мной. Я буду хорошим копом, ты – плохим. Вместе его и прижмем.
В глазах Рейни вспыхнули недобрые огоньки, а по лицу растеклось довольное выражение. Куинси невольно улыбнулся. В его груди развернулось что-то теплое и нежное.
– Значит, я – плохой коп?
– У тебя для этой роли есть все необходимое.
– Агент, я, может быть, вас даже поцелую.
– Обещания, обещания, – весело проворчал Пирс, сопровождая ее из комнаты.
Глава 17
Четверг, 17 мая, 13:28
Ричарда Манна они нашли в его кабинете. Школу наконец-то открыли, но только для штатного персонала. Консультант сказал Куинси, что ему надо поработать с документами. В глазах Рейни он предстал человеком совершенно сломленным и подавленным: бледное лицо, темные круги под глазами. Готовясь к встрече, Манн попытался приодеться – рыжевато-коричневые хаки и свитер цвета шалфея, – но его взъерошенный вид выдавал бессонные ночи и свидетельствовал об оставшихся без ответа вопросах. Что не давало ему покоя? Мысль о том, что он мог и был обязан предотвратить трагедию? О чем он думал в темные, бессонные часы после полуночи? О том, что сделал не все, что должен был сделать больше?