Тревожное лето
Шрифт:
К вечеру получено сообщение, что другой пост чуть ли не нос к носу столкнулся еще с одним разъездом, вооруженным карабинами и ручным пулеметом.
Лялин был напуган, а Губанов терялся в догадках, что бы это значило?
Вернулся курьер. Вместе с Лялиным они о чем-то совещались, потом Лялин позвал Губанова, Айбоженко. В землянке стоял густой запах сивухи, лука и квашеной капусты.
— Уже приложились... — проворчал недовольно Айбоженко, усаживаясь на чурбан перед столом.
Животов подмигнул ему, мол, и тебе осталось. Лялин заметил:
— Кончайте перемигиваться. Дело серьезное. Вот что, друзья командиры. Как видите, вернулся из Владивостока Животов. Встречался с генералом Полубесовым. Обстановка для нас действительно складывается никудышне, прямо надо сказать. Хреновая складывается обстановка. — Лялин говорил уперевшись скулой в кулак. — Как я гляжу, повстанческий центр сам не знает, чего хочет, но восстания нонешней осенью, как было намечено, не получилось. — Он горько и сожалеюще вздохнул. — На то, видать, есть свои причины, а нам от них не легче. Вон пусть Животов доложит нам обо всем...
— Чего тут докладывать? — начал неторопливо Животов. — Все и так ясно как божий день. Надо уходить. А вот как — тут особый разговор...
Лялин перебил:
— Ты говори, как было с генералом.
— А, ну тут такое дело. Встретил он меня все как полагается. Проживает на даче под Владивостоком, в лесу. Там его если даже кто и захочет найти, не сыщет. Ну, обрадовался он, конечное дело. Спрашивает, как здоровье Семена Авдеича, то есть нашего командира. — Лялин при этом слегка приосанился. — Спросил, как, мол, там себя чувствует господин поручик Мигунов. Я говорю, мол, чувствует, слава богу, хорошо. Он смеется, говорит, хвалю за осторожность, но, тем не менее, придется поступать так, как велят обстоятельства. Французы и японцы обещали дать оружие. Армии простояли ожидаючи на границе, а оружие ведь так и не дали.
— С-суки... — процедил Айбоженко и поглядел на Губанова. Тот молча кивнул.
— Доподлинно известно, — продолжал Животов, — нашу базу блокируют войсками со стороны границы. Его превосходительство сказал, что к холодам, едва опадет листва, мы будем как на ладони, кольцо сожмется и... в общем, сами знаете, что может тогда случиться. — Животов опустил голову.
Айбоженко недовольно поцокал языком.
— Ну, разрыдался. Наказали козе смерть, дак она ходит да и...
Лялин отмахнулся:
— Не перебивай. Пусть доскажет.
— Его превосходительство, — встрепенулся Животов, — так и приказали: сидеть смирно, не рыпаться, не то разоблачим свое местонахождение. Сами видели сёдни, целый день кружил ираплан. А как разоблачат, то дело худо. Даванут — и кишки выскочат.
Айбоженко не выдержал:
— Во, послали дурака богу молиться, так он лоб разбил. Говорил же, не посылай его, нет, не послушал. Пойми тут, чего он бормочет. Все пугает, пугает. Что нам дальше делать? Гнить тут или куда идти? Вот что скажи. Мне неинтересно, с кем и как ты там чаи распивал. Ты нам суть скажи и катись к едрени фени.
Губанов понял, что настало время сказать слово и ему.
— Животов, в общем, господа, сказал почти все, что просил передать генерал Полубесов. Может, сказал он не теми словами, но суть одна. Прекратить всякие налеты и эксы. Раз! Об этом я уже говорил господину Лялину, как явился сюда. У нас с ним был длинный и откровенный разговор. Так или не так? — повернулся Губанов к Лялину.
— Был, — подтвердил Лялин. — И что? '
— А то, что я передал вам приказ Центра, а вы игнорировали его и поступили по-своему, тем самым рискуя жизнью вверенных вам людей. Конспирация, конспирация и еще раз конспирация на данном этапе нашей борьбы, — ради сохранения сил. Как вы не можете понять, Лялин? То, что вы сожжете или разорите еще с пяток хуторов, будет не в нашу пользу, а против. Чего добились налетом на Старые Черемшаны? Взяли кассу, в которой всего-то было пятнадцать рублей серебрушками. Налет на мост окончился трагически для четверых отрядовцев, и трое ранены. А мост как стоял, так и стоит. И черт с ним. Пусть себе стоит. Нам от этого ни жарко ни холодно. — Губанов видел, что его внимательно слушают, и продолжал: — Людям надо отдохнуть от тайги, болезней, вшей. В другой раз они не пойдут за нами. Правильно я говорю или нет?
Животов выкинул палец вверх:
— Во! Генерал то же самое говорил.
— Так как мы уходить будем отсюда? — спросил Айбоженко мрачно. — Обрыдло все.
— План разрабатывают, — решительно заявил Животов. — Вот! Генерал так и сказал: передайте своим боевым друзьям: в беде мы вас не оставим.
— Ну что ж, поглядим, сказал слепой. Подождем. Да потом на свой страх-риск что-нибудь и придумаем, — сдался наконец Лялин.
Губанов выбрался из землянки, на свежем воздухе сразу же закружилась голова.
Следом вышел Лялин. Потянулся до хруста в костях.
— Обиделся? — спросил он, щурясь на неяркий круг солнца, затянутого осенней дымкой. — Я ведь проверял тебя. Думаешь, из-за строптивости своей упрямлюсь? Не-ет. Я хитрый...
— Да ну? — деланно подивился Губанов. — А я считал тебя дураком.
Лялин надулся. Стоял отвернувшись.
— Месть, понимаешь, тут меня еще держит, — признался он. — Ничего не могу поделать с собой. Так вот.
— А как игуменья к тебе?
— Анастасия, что ли?
— Да.
— Анастасия баба, конечно, ничего. Красивая баба, и все при ней, но не для нашего мужика. Ей надо их благородие. Мы что, мы черная кость. — Он искоса поглядел на Губанова. — Знавал когда-то ее муженька.
— Лошаков, что ли?
— Ну, Лошаков... Миловидов. Капитан Миловидов. Говорят, застрелился где-то на границе. Дурак. Он вообще-то из психов. Пепеляевец. Они все после ледового похода чокнутые стали. Мозги поотморозили, что ли.
Со стороны Черемшан послышался едва различимый стрекот. Лялин прислушался, навострив по-собачьи ухо. Лагерь насторожился.
— Опять летит, — сказал Лялин тихо. — И какого ему дьявола надо тут?
Гул приближался, и вот на высоте птичьего полета среди верхушек деревьев замелькал аэроплан. Он пронесся так быстро, что Губанов ничего не успел разглядеть: наш это или черт занес с той стороны.
— Нас ищет, паразит. Уж который раз является. Да ничего не увидит. Вишь, как замаскировались? Дай бог выбраться отсюда.
Из землянки выползли Айбоженко и Трухин. Они пошли из лагеря.
— Уже к бабам поперлись, — кивнул в их сторону Лялин.