Тревожное лето
Шрифт:
— Вам было известно, что я здесь? — спросила Ванда, останавливаясь перед Губановым.
— Конечно, — спокойно слукавил он. — Потому вот так запросто и пришел, надеясь по старой памяти на вашу помощь. Я очень рад, что вы совсем не изменились за эти годы. Вы все так же красивы, как и три года назад.
— Тогда вы этого не говорили мне.
— То тогда. Время идет, все меняется, ко прекрасное остается прекрасным...
Она устало опустилась в кресло.
— А я-то думала, уж в этой тайге меня никто не сыщет. Так что вам надо от меня?
Губанов зашарил по карманам в поисках табака. Ванда положила перед ним коробку душистых папирос «Александрия», взяла одну сама. Он поднес ей зажженную спичку. Папироса дрожала в ее пальцах, и Губанову почему-то стало тоскливо оттого, что Ванда так его боится. И ненавидит, наверное.
— Я не за вами. Тут мне предстоит встретиться с Лялиным. Ведите себя как можно проще. И только. Ни одного намека, ни одного движения, которое меня может выдать. Надеюсь, поняли, что не нужно шутить с Советской властью?
Она зло усмехнулась:
— В этом я уже убедилась.
— Вот и хорошо. Когда придет Лялин?
— Поздно вечером. Днем он не бывает здесь. Боится.
Губанов погасил папироску в пепельнице, сказал виновато:
— А я есть хочу.
...Они стояли и молча изучали друг друга.
— Сколько мы молчим? — произнес Губанов.
Лялин по привычке вскинул руку, но тут же опустил:
— Вам виднее.
— Возможно, но мне желательно, чтобы ответили вы.
Сзади кто-то услужливо подсказал:
— Семь минут, господа, длится ваш молчаливый, на темпераментный разговор.
— Пусть выйдет этот человек, — попросил Губанов не оборачиваясь.
Лялин помолчал, но все же сделал выразительное движение головой.
Дверь за спиной скрипнула.
— А теперь пусть удалится вон тот, который скрывается за портьерой. — Губанов глядел прямо в маленькие, близко поставленные глаза Лялина.
— Вы много на себя берете, — отрывисто произнес Лялин.
На что Губанов ответил:
— Кто много на себя берет, с того и много спрашивается. Так что попрошу выполнить мое желание.
— Выйди, Айбоженко, — сказал Лялин.
Из-за портьеры боком вылез здоровенный детина и, демонстративно, не пряча оружия, прошел мимо Губанова.
— Все, или еще где есть?
— Все.
— Я у вас спросил время. Вы мне не ответили. Потрудитесь и это мое желание выполнить, — ровным голосом продолжал Губанов, чувствуя, как от напряжения вспотели ладони.
— Ладно... — отмахнулся Лялин, сразу обмякнув и сдаваясь, — давайте без энтого... Чего там в завещании дедушка Афанасий собирался написать?
Лялин уходил от предъявления опознавательного знака, и Губанов не уступал. «Подожди ж, гад ты такой, — подумал он, — тут-то я устрою тебе трепку».
Он отпрянул в сторону, прижался к стене, и в руке его оказался пистолет.
— Малейшее движение, и я всажу первую пулю в вас, а вторую в того, кто сюда всунется. Быстро опознавательный знак, если вы тот самый Лялин!
Лялин не ожидал такого оборота дела и растерялся.
— Вы вот что... это... Вы погодите с часами, — забормотал он. — Тут вот какое дело... Да уберите пистолет! Тут, понимаешь, такое непредвиденное обстоятельство получилось. Утопил я энти проклятые часы. Там копье еще, а стекло за решеточкой и завод с обратной стороны. — Лялин облизал пересохшие губы. — А дедушка Афанасий велел испросить, на чье имя наследство отписать. Так? Ну вот, а вы сразу за оружие. — Он натянуто улыбнулся. — На имя племянницы моей Серафимы. Вот.
— Мы считали вас серьезнее, господин Лялин, — разочарованно произнес Губанов, усаживаясь на кушетку. — Садитесь. — Он отстегнул ремешок с часами. — Посмотрите хоть, конспираторы, — произнес с иронией. — Такие часы должны быть и у вас.
— Точно, — согласился Лялин, возвращая. — Чего ж поделаешь, если такой конфуз случился.
— ...Отряду полковника Лошакова не удалось осуществить даже первого этапа операции, — говорил Губанов, расхаживая по комнате заложив руки за спину. — Вопреки указаниям повстанческого центра и лично Анатолия Петровича полковник Лошаков перешел о отрядом границу раньше уговоренного времени на целых восемнадцать суток и притом совершенно не там, где намечалось. Естественно, рейд был обречен на провал. Вот так! — Губанов зло посмотрел на Лялина. Некоторое время он молчал, давая ему возможность переварить информацию и прочувствовать ее. Потом продолжал:— Вот к чему приводит самонадеянность и игнорирование приказов и рекомендаций Центра. Погибли люди. Раскрыт перед противником замысел. Сейчас предполагаемое место дислокации вашего отряда блокируется со всех сторон. В этом если еще не убедились, то можете убедиться, выслав разведку.
Лялин молча слушал, временами на его лице появлялось выражение строптивости, но он сдерживал себя, не возражал. Когда Губанов сделал паузу, спросил:
— Так что прикажете нам делать?
— Чтоб сберечь силы для следующего решающего удара, надо уходить за кордон. Лист в тайге ляжет, и от вас мокрое место останется... Это приказ, Лялин.
Лялин долго молчал, курил. Он думал.
— Как же уходить нам, если мы окружены, позвольте спросить вас? Не на воздушном же шаре.
— Это другой разговор. Как вам помочь, Центр разрабатывает план. Но по секрету, — он оглянулся и перешел на шепот, наклонившись к Лялину, — могу сообщить. Вероятнее всего, уходить придется морем. Пока это менее опасный путь. Главная задача — найти шхуны. Но, думаю, с контрабандистами сговориться можно. Когда вопрос будет решен, вам дадут знать. Эксы прекратить.
— И когда станет известно?
— Скоро. — Губанов закинул ногу на ногу, пустил колечком дым. — Очень скоро. Когда все будет готово, придет курьер. Вот так. Миссию свою считаю выполненной, — сделал полупоклон в сторону Лялина. — Если вы с чем не согласны, — сделал широкий жест рукой, — можете обжаловать. Но не думаю, чтоб Анатолий Петрович пошел вам навстречу.
— Вы неподражаемы, — позднее говорила Ванда. — В своем профессиональном мастерстве вы достигли удивительного совершенства. Извините, до сих пор не знаю, как вас зовут. Такое перевоплощение... Такой темперамент. Убежденность. Я подслушивала и думала: а может, и вправду он совсем не тот человек, за которого себя выдает? — Она вздохнула глубоко и прерывисто. — Но, увы... чудес не бывает. Они бывают только в сказках. И то время, когда мы верили им, безвозвратно ушло... Выросли, постарели... И мужья нас теперь бросают.
— Вы так и не встретились?
— Где там... Он с полковником Лошаковым должен был идти сюда. Могла бы состояться встреча.
— Гринблат с полковником Лошаковым? — поднял бровь Губанов. — Я многих знаю из его отряда, но...
— Мой муж Миловидов. Арнольд. А по батюшке Филиппович... Могу вам сообщить неприятную новость, коль мы с вами так откровенны. Лялин послал во Владивосток своего человека на встречу с каким-то генералом, которому все они подчиняются. Так что берегитесь.
— Спасибо, Ванда. Надеюсь, и впредь будете информировать меня.