ТРИ БРАТА
Шрифт:
– Как жаль, – сочувственно покачала головой Марьяша. – А кем была его жена?
– Толком не знаю – ведь мы с ней ни разу не виделись, но Эзра как-то упомянул, что она была учительницей. Я как узнала, что она умерла, подумала – не будь у тебя семьи, вы и сейчас могли бы пожениться, – сказала Эстер
– Я его и теперь люблю.
– А муж?
– Что ж, муж – отец моего ребенка, но никто мне не может заменить вашего сына.
– А Эзра знал об этом?
– Как же он мог узнать – ведь мы так долго не встречались. Вот если бы мы тогда встретились в роще – кто знает, может, он и предложил бы мне с ним уехать.
– Возможно,
От этих раздумий Марьяшу отвлекла Эстер:
– Быть может, есть доля и моей вины в том, что вы разошлись с Эзрой. Твоя мать не раз приходила ко мне, передавала от тебя привет, спрашивала, где Эзра, что с ним. Мне бы надо было приветить ее. Но потом твоя мать почему-то перестала ко мне ходить.
– Ей не хотелось отпускать меня далеко, она надеялась всегда держать меня при себе, – сказала Марьяша. – Вот и разбила мою жизнь!
– Нельзя так говорить о матери – она тебе зла не желала. Нет матери, которая желала бы зла своим детям, – ответила Эстер.
– И все же, выйди я тогда замуж за Эзру, может, по-другому бы сложилась моя судьба.
– Как знать, – со вздохом откликнулась Эстер.
– Жаль только, что Эзра никогда не узнает, как я его любила.
– А ты говорила своей матери о ваших встречах с Эзрой? – полюбопытствовала Эстер.
– Зачем нам с вами говорить о том, что прошло и никогда не вернется? – безнадежно махнула рукой Марьяша.
В наружную дверь кто-то постучал..
– Кто там? – подбежав к двери, испуганно крикнула Марьяша.
– Откройте! – послышался голос. – Это я, друг Свидлера, мы вместе были.у вас недавно, помните?
– С каким Свидлером вы были? У нас их несколько.
– Да это я, Николай Яковлевич, неужто не узнаёте?
Марьяша торопливо открыла дверь и уставилась на вошедшего. Тот был в коричневой свитке и кирзовых сапогах. Скуластое лицо заросло густой круглой бородкой, Марьяше трудно было узнать в таком виде Охримчука. Только иссиня-голубые, красивые, улыбчивые глаза напоминали его прежний облик.
– Не узнаёте? – оглядываясь, нет ли кого-нибудь из посторонних, спросил гость,
– Начинаю узнавать.
– А я вас сразу узнал.
– Мы вас давно поджидаем, а вы словно в воду канули. Небось голодны?
Марьяша выложила в блюдце из котелка несколько ложек пшенной каши и поставила перед Охримчуком:
– Перехватите малость – это вся наша еда.
Гость за едой стал торопливо расспрашивать о новостях, о том, что поделывает Свидлер.
– Никак не мог вырваться к вам, – как бы оправдывался он перед Марьяшей. – Позовите сюда Свидлера, только осторожно, чтоб не увязался какой-нибудь соглядатай. Придете – я вам все расскажу.
Как и в первый раз, гость задержался в Миядлере не больше суток. Чтобы не показываться никому на глаза, он почти все время сидел в подполе. За то время, пока он жил в своем поселке, Охримчук успел раздобыть у греков-колонистов в Гончарихе документы для Свидлера и Марьяши, чтобы они могли добраться до шахт, где обосновался партизанский отряд.
– Никуда я отсюда не уйду, – решительно отказалась Марьяша. – Что будет, то будет. Да и мать не могу оставить
– А зачем тебе из-за нас погибать, если есть возможность спастись? – начала ее уговаривать Эстер. – Что изменится, если ты останешься здесь? Разве ты сможешь облегчить нашу долю?
– Мне будет трудно жить вдали от вас, не знать, что с вами, не делить с вами горе. А если мне суждено погибнуть, так уже лучше вместе со всеми!
– Если мы погибнем, разве легче нам будет знать, что и ты погибнешь вместе с нами? – сказала Эстер. – А спасешься – что ж, быть может, тебе суждено будет со своими свидеться, моего Эзру встретить, а там, глядишь, и нас выручить сможешь, подмогу привести.
Марьяша в глубине души сознавала, что, пожалуй, Эстер и права, но никак не могла решиться оставить в такое время людей, судьбы которых были ей доверены.
– Пусть пока Свидлер идет, – сказала она после краткого раздумья. – А там авось они с Охримчуком сумеют раздобыть документы на нескольких человек – тогда и я уйду.
Когда стемнело, Свидлер с Охримчуком осторожно, задворками выбрались из Миядлера и двинулись в дорогу.
Вот уже несколько недель подряд Шимен Ходош пытался вместе со своей частью вырваться из вражеского окружения. Бойцы отважно дрались с вооруженными до зубов фашистами, нащупывали слабые места на стыке отдельных подразделений противника, но, прорвавшись в каком-нибудь месте, снова и снова попадали в окружение. Истекая кровью в тяжелых боях, часть таяла, но не прекращала попыток прорваться на восток, к своим.
Долго действовать в глубоком тылу врага большому отряду оказалось невозможным, и потому решено было разбиться на мелкие группы и разойтись в разных направлениях. В стычках с вражескими частями и эти мелкие отряды понесли большие потери и зачастую распадались на совсем уже маленькие группки. Иной раз отдельные бойцы, жалкие остатки большой воинской части, бродили по дорогам, никем не управляемые, ни от кого не получая боевых заданий и постепенно теряя всякую надежду вырваться из окружения. Многие из них разошлись кто куда, оседая порой в деревнях – то в качестве бездомного родственника, то под видом мужа какой-нибудь вдовы или воспользовавшись любым другим предлогом. А Шимен, обросший темно-русой бородой, с крестом на шее, в рваной крестьянской одежде, все брел и брел на восток, к своей семье. Шел проселками, избегая больших проезжих дорог, где можно было нарваться на опасную встречу. И все же даже на проселках встречались ему люди. Немало их бродило в те дни по путям-дорогам в поисках крыши над головой да куска хлеба и глотка воды – лишь бы хоть где-нибудь переспать холодную ночь и хоть как-нибудь утолить голод и жажду.
Сталкиваясь, люди останавливались, прощупывали друг друга, расспрашивали о дороге в ближайший поселок и, пристально всматриваясь в лицо встречного, старались разгадать: свой или не свой?
Одежда Шимена, рваная, грязная – чьи-то выброшенные за негодностью обноски, крест на груди, темно-русая борода отводили любое подозрение: и действительно, кто бы мог признать в этом сгорбленном немолодом человеке, ковыляющем с палкой в руке и нищенской сумой за плечами, командира Красной Армии? Документы, которые он предъявлял немецким патрулям, были выписаны на имя Даниила Прокопенко.