ТРИ БРАТА
Шрифт:
– Как же, человек делает тебе одолжение, – с иронией отозвался Давид, – выходит, тебе его добро под девятое ребро.
Все рассмеялись.
– Да, – сказал Михель, – у нас в Садаеве недаром говорят: «Богатеи полезны, как цепи железны». Только попади к богатеям в ярмо – не вырвешься. Всю жизнь будешь к ним цепью прикован.
– А что вы делаете, чтобы вырваться из этих цепей?
– А что мы можем делать? – спросил Гдалья. – Богу жаловаться или кричать?
Все устремили глаза на Давида и с нетерпением ждали, что он ответит.
Давид не спешил с ответом. Он вынул из кармана кисет с махоркой, оторвал кусочек газетной бумаги, свернул цигарку, закурил и, пустив густые клубы дыма, не спеша начал:
– Вы, наверно, слышали сказку, как
– Ну, а дальше что? – спросил рыжебородый Борух, внимательно слушавший рассказ Давида.
– Да говорят, что медведь уже десятому заказал лакомиться чужим медом.
– Ясно! – сказал Михель. – Если бы мы все вместе взялись за богатеев, отпала бы у них охота зариться на чужие земли.
– Вот именно! – поддержал его Давид. – Если бы вы показали богатеям свою силу, им трудно было бы сесть вам на шею, эксплуатировать вас и забирать ваши жалкие клочки земли. Ну, посудите сами: кто заставляет вас отдать свою землю богатеям в аренду за гроши? С вашей земли они снимают большие урожаи, богатеют и с еще большей силой сосут вашу кровь. А подати за эту землю всю жизнь платите вы…
– Ну хорошо, – отозвался Михель, – положим, я не отдам свою землю, другой не отдаст, а что делать реб Беру? Ведь обрабатывать-то ему ее нечем? Или куда податься Гдалье, когда у него последнюю лошаденку увели? В том-то и беда, что мы вынуждены отдать свою землю, чтобы получить за нее хотя бы полушку…
– Оттого и держат вас богатеи под ярмом. Вы никак не можете сговориться, чтобы действовать сообща, – сказал Давид. – Каждый идет своей дорогой, а до других ему дела нет. Уж лучше пусть бурьяном зарастает земля, пусть плодятся на ней суслики, чем отдавать ее за бесценок. Возьмем, к примеру, нашего брата рабочего. Ему иной раз так туго, что он последнему деревенскому бедняку позавидует. У самого бедного хлебороба как-никак есть своя хатенка, найдется у него и немного муки, картошки, фасоли, крынка молока для детишек. А что делать рабочему, если он останется без работы? С квартиры гонят, хоть на улице живи. Кормить жену и детишек нечем. И все же наш брат рабочий люд не сдается, не позволяет хозяевам садиться себе на шею, борется. Если рабочие объявляют забастовку, они неделями не выходят на работу, пока не добьются, чтобы хозяин выполнил их требования.
– Чем же они живут, бедняги? – сочувственно вздохнул Михель. – Живые люди ведь, душа каждый день есть просит, жену, ребенка накормить надо, как же они выходят из положения?
– Очень просто, – объяснил Давид, – один другому пособляет. Те, что работают, помогают бастующим чем только могут.
– Эх, если бы наши люди так действовали! – воскликнул Гдалья Рейчук. – Если бы у нас тоже бедняки помогали друг другу в беде! Тогда, пожалуй, мы и горя не знали бы. Пала у кого-нибудь, не про вас будь сказано, лошаденка, а соседи возьми да вспаши для него несколько десятин. Или еще лучше: сложились бы все, кто сколько может, да купили бы ему другую лошадь… Если бы нас кто-нибудь надоумил держаться так дружно, как рабочие в городе, у нас и бедняков меньше было бы, и земля наша не пустовала. Не пришлось бы нам тогда подставлять
– Вот-вот, Гдалья! – поддержал его Давид. – В самую точку попал. Надо действовать всем сообща, тогда легче будет бороться с хозяевами, с шульцем и остальными кровопийцами. Вот, например, рабочие нашего завода объявили забастовку. Скажу вам откровенно; я оттого и приехал, что мы уже вторую неделю бастуем…
Давид хотел рассказать о тяжелом положении бастующих, но ему не дали говорить. Со всех сторон послышались возгласы:
– Вторую неделю!
– Как же они живут, бедняги?
Фрейда, настороженно прислушивавшаяся к тому, о чем рассказывал Давид, даже выронила нож и всплеснула руками.
– Боже мой, боже! Как тяжко приходится детишкам! Сидят, наверно, бедняжки, без куска хлеба?
– Разумеется. Да если бы только голод… – сказал Давид. – Вот у нас свыше двухсот рабочих жили в хозяйских казармах. В первый же день забастовки их выбросили на улицу с женами, с детьми и со всем скарбом.
Тут уж и Бер, не принимавший до сих пор участия в разговоре, не вытерпел и крикнул, потрясая кулаками:
– Разбойники! Душегубы! Бога не боятся! Людей на улицу выбрасывают, да еще с детишками! А ты бы им сказал, чтобы они приехали к нам в Садаево. Мы бы их как-нибудь по хатам разместили, на улице не оставили бы. Вот разбойники! Вот душегубы! И маленьких детей не пожалели! Как только господь бог это терпит и не наказывает их за такие злодеяния!
– Не беспокойтесь, реб Бер, – проникновенно глядя па него, сказал Давид, – на улице никто не валяется, всех приютили у себя другие рабочие – те, у кого есть собственные домишки или кто снимает квартиру у домохозяев. А вот насчет пропитания у нас и вправду совсем не весело.
– Так, может, нам бы помочь им чем-нибудь? – отозвался Гдалья. – При всей нашей бедности каждый мог бы оторвать что-нибудь от себя и послать голодным рабочим. Кто немного муки, кто мешок картошки, кто десяток яиц, кто немножко творожку, а кто и фунт масла. Я думаю, что каждый из нас готов будет поделиться последним куском хлеба. Да и сам я, хоть тяжело мне теперь без лошадки, полпуда муки дам…
– И я! И я! – послышались голоса.
– Фрейда! – обратился Рахмиэл к жене. – Сколько там у нас яиц? Все отошли бастующим рабочим. Послал бы я им и муки, да у самих у нас пусто, ни зернышка не осталось.
– Стало быть, вы меня поняли! Для этого, можно сказать, я и приехал сюда, – взволнованно сказал Давид. – Я очень рад, что все, о чем я вам рассказывал, вы приняли близко к сердцу. Радостно и то, что вы не только поняли, но сделаете все возможное, чтобы помочь рабочим. Иначе и быть не может, ибо рабочие борются не только за свои интересы, но и за интересы тружеников деревни. Вы думаете, я один хлопочу за забастовщиков? Многие рабочие разъехались по своим родным деревням, чтобы собрать среди своих односельчан что-нибудь в помощь бастующим. Только один уговор, дорогие земляки, язычок на замок. Молчок! Понятно? Никто не должен знать, о чем мы тут толкуем.
– Это понятно, – отозвался рыжебородый. – Но как же мы можем, скажем, прийти к человеку за мукой или за картошкой и не сказать ему, что нам надо?
– Хороший ты человек, Борух, и имя у тебя благословенное 7 , и задал ты толковый вопрос, – похвалил его Михель Махлин.
– Борух правильно говорит, – сказал Давид. – Я не совсем четко разъяснил вам, как надо действовать. Когда приходишь к человеку и просишь у него помощи, надо ему, конечно, рассказать, кому и для чего нужна эта помощь. Не надо только трезвонить по Садаеву, для какой цели собирается эта помощь и что я для этого специально приехал сюда, ибо все может дойти до шульца, и все наши дела пойдут насмарку, да еще, чего доброго, арестуют меня.
7
Борух – благословенный (древнеевр.).