Три цветка и две ели. Третий том
Шрифт:
Снизу раздался свист. Морщась, Рагнер туда глянул – Лорко по-кошачьи быстро полз наверх и находился уж близко. Через минуту Рагнер передал ему Орелиана, держа того за шиворот, будто щенка. Лорко точно так же подал мальчика охранителю, что был ниже, тот – еще ниже, – и вскоре Орелиан надрывно ревел у реки.
Рагнер спустился последним вниз – его друзья уже отошли к лошадям: рылись в сумках у седел, искали что-то. Винси Мартиннак дожидался Рагнера. Он держал сына на руках, поглаживал его по спине, а тот обнимал его за шею и продолжал, судорожно всхлипывая, плакать.
– У вас кровь, Ваша Светлость, – сказал Мартиннак.
Рагнер тронул волосы справа от макушки, и сморщился от острой боли. По его виску струйкой
– Пустяки, – сказал он, направляясь к реке.
– Нет, это не пустяки, – пошел за ним Винси Мартиннак. – Отныне в моем доме нет более желанных гостей, чем вы и ваш друг, барон Нолаонт. Я уже пригласил его к себе на празднество Перерождения Воды. Премного надеюсь видеть и вас с супругой.
– Я ей скажу… – говорил Рагнер, умывая лицо. – Наверно, она уж заскучала среди сильван и захочет развеяться в свете. А если и впрямь желаете отплатить добром, то прекратите стращать округу. Вам же хуже – в ваш город даже покойников на успокоение не возят, не говоря о лавках…
– Ну… вы должны понять – лиисемцы из вашего имения были подсудны герцогу Лиисемскому, а мы – мартинзанцы! Хлопотно поддерживать порядок на границе, когда у нас разные законы. Но, конечно, отныне всё изменится – мы с бароном Нолаонтом обо всем договоримся.
На том они и распрощались. Друзья залили Рагнеру голову куренным вином, прижгли рану каленым железом и накапали туда воска, как делала Соолма. Голова у него, правда, всё равно гудела, несмотря на воск. Мигрень приспела, когда он ехал верхом на коне. В какой-то момент Рагнер остановился, спешился, отошел, тяжело дыша, к кустам – и там его вырвало.
Тем не менее, когда он воротился в сумерках домой, то уже улыбался. Несли на своих плечах гордые охотники привязанного к рогатине за ноги оленя. Его ветвистые рога почти касались земли, мяса хватило на пир всей деревне; голову оленя Лорко собирался отправить к чучельнику в Гайю. А сильнее всего землеробы обрадовались тому, что «злой граф Винси, Боже прости, Мартиннак» хочет дружить с их господином, значит, и их более «не убиют» в Гайю.
________________
Празднество Перерождения Воды знаменовало собой начало календарного лета и, бесспорно, это торжество в Лиисеме было одним из самых красивых. К последнему благодаренью Нестяжания люди плели цветочные гирлянды, ночью украшали ими колодцы и источники, а в реки бросали венки – по поверью, если венок доплывет до моря, то любое желание исполнится. Еще несколько дней после можно было видеть эти кочующие цветочные послания, соединившиеся в пестрые хороводы. Зловредные речные русалки – утопленницы, чьих тел не нашли, мстили людям за то, что сами не знали любви в своем водном царстве – хвостатые красавицы гнали венки с текучей воды в заводи – и те усеивались коврами из аквилегий, купальниц, маргариток или незабудок. Неравнодушные люди заботливо отталкивали венки от берегов, надеясь, что и об их желании кто-то точно так же позаботится. Иногда среди знакомых бутонов попадались неизвестные, из других далеких краев или королевств. Как ни восхитителен бы был такой цветок, его из воды не брали, но могли запомнить или зарисовать. Так, к примеру, узоры из ирисов издревле встречались на севере Орензы, где отродясь «лилии-мечи» не росли.
Немногие цветы никогда не вплетали в венки и не приносили в дома. Во-первых: это нарцисс – цветок призраков и их мести. Считалось, что если принести нарцисс в дом, то там поселятся домовые, дворовые, кикиморы, в банях – баенники, в конюшнях – конюшенные, в амбарах – амбарники. Нечисти хватало на всё хозяйство! Всем духам надо было подносить дары, да не жадничать, иначе, скажем, конюшенные позовут ласок – и те доведут щекоткой коней до бешенства. А венок из нарциссов привлекал Смерть – мол, беспечная дама, прельщенная красой желтого первоцвета, умирала
Знахарка, что осмотрела герцога Раннора, именно этот вывод и сделала – его потравила ведьма наперстянкой. После возвращения с охоты, он пожаловался на мигрень и ушел спать, не пообедав, потеряв интерес к туше оленя и ее разделке. Ночью Рагнеру стало хуже: в голове, по его словам, били барабаны, в животе музицировали трубачи, сердцем, словно бубном, «звякала и стукала» плясунья какого-то Мальгена, и она, бесстыдница, тыкала ему, чужому мужу, в глаза свои красивые ноги, – да, Рагнер бредил. Тогда позвали знахарку, а Синоли отправился в Гайю за лекарем, ночью и по горным тропам.
Знахарка изрекла, что надобно пить воду, молиться и «поведоваться», то есть исповедоваться перед неизбежной смертью. Пришедший под утро лекарь осмотрел рану на голове Рагнера, гноя не нашел, дыры в черепе тоже, но сказал, что кровь отхлынула от сердца и «разжидила мозговое тесто». Он пустил больному кровь, забрал ползолотого и поспешил уйти, ведь помочь был бессилен – Рагнер неизбежно скончается к закату. Зареванная Маргарита молилась за двоих; ее супруг, грозный Лодэтский Дьявол, в это время беспомощно дрожал в постели – несмотря на жару, его мучил озноб, иногда рвота и отдышка. Однако то ли молитвы помогли, то ли кровопускание, то ли Рагнер не зря всегда всех удивлял, – к закату он духа не испустил, а утром сорок третьего дня Нестяжания выздоровел. Даже сбежал из постели, пока изможденная не меньше его Маргарита «сама дрыхла» (прикорнула рядом с умирающим!), и вернулся с букетиком ландышей – «ты же хотела цветы»!
Несмотря на цветы, Маргарита на него накричала, уложила в постель и не позволяла ее покидать еще два дня. Она не в шутку думала привязать его к чему-нибудь, да вот, какая жалость, зрелый мужчина в возрасте Благодарения годовалым младенцем не являлся, развязался бы и опять убежал (Рааагнер, ну не убегай!).
Так приблизился сорок шестой день Нестяжания – благодаренье и первый день празднества Перерождения Воды. В особняке Нола готовились его отмечать на славу: во двор сильване принесли столы, покрыли их белыми скатертями, расставили лавки, – более чем триста землеробов «обещались быть с визитом»: сперва послушать службу и проповедь Жоля Ботно (ты будь поосторожней всё же, дядюшка, иначе «Святое испытание» тебя уволочет на костер), затем намеревались пировать и снова пировать два дня подряд. Лорко и Енриити пропустили все благодаренья до этого и не познакомились со своими землеробами, – они считали нужным остаться в имении хоть на первый день празднества. А Маргарита не отказалась от светских развлечений в замке «злого графа», тем более что и Рагнер дома сидеть уж не мог, будто что-то у него где-то зудело.
В благодаренье, с рассветом, герцог Раннор и его супруга отправились к городу Гайю. Дочку они оставили под опеку Таситы и дяди Жоля, благо из своей кроватки Ангелика еще в окно не лазила, а путь был утомительным. С ними поехал Филипп, тоже большой любитель светского общества; сопровождали же их восемь охранителей и мальчишка-сильванин, ставший проводником за пару монет. И, слава Богу, что дядюшка его отрядил, иначе Филипп бы всех завел в чащобы – оказалось, что он совершенно не ориентировался на местности и мог сбиться даже с единственной дороги.