Три девицы и тайна Медной горы
Шрифт:
– Да иди ты! – скептически сказала няня. – Ни в жисть не поверю, что хозяйка такая.
– Ага, – неприятно захихикала кухарка. – Нешто не видишь, что Лизка на других детушек не похожа? Те короткие да коренастые, а она дылдища. Волосы и глазья одной масти, но носишко у ей маленький и уста приглядные, не в родню.
– Хозяин говорит, что в бабку она, его порода, – защищала няня благодетелей. – Чего ты болтаешь, злословница!
– Да знамо дело, наблудила в своё время жинка – ехидствовала кухарка. – А хозяин срам прикрыл, охомутался. Лизка на пять лет старше второго сына, а остальные погодками повыскакивали.
– Вот же зловредная
– Хозяяяйка! – продолжала злобная баба. – От сохи ища недавно, а заважничала. Потаскунья, прости Господи. Тьфу!
Разговор глубоко запал в душу Лизе. Может в этом причина семейной холодности и она живое напоминание материного позора? Лизавета жалела её и старалась ещё больше угодить, но напрасно.
Равнодушие домочадцев подтолкнуло Лизу к поиску одобрения вне семьи. Примерно в 10 лет она обнаружила, что церковь это место, где её понимают и принимают безусловно, батюшка хвалит за обладание «высшей христианской добродетелью – скромностью» и дурного про неё не знают. И пару лет Лиза с удовольствием ходила на утренние и вечерние службы.
Маменька, посещавшая храм только по церковным праздникам, сжимала губы куриной гузкой, слушая похвалу старшей дочери и по пути домой, говорила, что расскажет настоятелю про грехи её сатанинские – неуёмную любознательность и мотовство. Она считала, что Лиза дорого им обходится, потому что слишком быстро растёт и чересчур много ест. Девочка молила не делать этого, но маменька только радостно смеялась над её унижением. Вскоре Лиза перестала ходить в церковь.
А в 12 лет она поняла, что любит Никиту, соседского сына. Они жили рядом давно и даже играли вместе, когда были совсем юными. Потом Никиту увлекла мальчишеская жизнь, а Лизу отдалили от совместных беспечных забав учёба и домашние хлопоты. Но он продолжал защищать девочку от мальчишек-задир, приносил кусочки колотого сахара, заменявшие недоступные конфеты, и Лиза потянулась к нему всей нерастраченной нежностью. Они стали встречаться, не позволяя себе ничего лишнего, разве что кроме нескольких целомудренных поцелуев, и уговорились, что поженятся, когда придёт время.
Лизавета примирилась с ссылкой в Сосновоборск. Она выдержит, вернётся и исполнит своё яркое, страстное желание – выйти замуж. Уверенная в том, что только став доброй женой и любящей матерью, она обретет истинное счастье и стремилась уложить жизнь в простую формулу – жила, родила, померла.
Глава 5. Обитатели весёлого дома.
За исключением Аксиньи и Лизы, обитатели весёлого дома просыпались поздно. Хлопотать насчет еды кухарка принималась с раннего утра, ведь кормить дюжину человек каждый день непросто. А уж угодить взыскательным гостям? Право, разве могла обыкновенная кухарка изготовить томлёных в трюфелях перепелов или лосятину, запечённую с белыми грибами? Но Аксинья варила отличные щи и уху, запекала ароматное жаркое, стряпала отменные блины и вкусные пироги, так что с повседневной стряпней справлялась прекрасно. Большинство девиц совершенно не избалованные, и довольствовавшиеся ранее тюрей с квасом и печеной репой, объедались местными кушаньями, особенно по первости. И мадам Жанетт нашла наилучшее решение – для званых вечеров и гостей блюда доставлялись из ресторана, а кухарка кашеварила для работниц.
Аксинья
Лизавета с утра прибирала комнаты. Бутылки, бокалы, вазы с пирожными и фруктами, обертки от конфет, огарки свечей – гости и работницы борделя в шальном веселье совершенно не стесняли себя. К обеду приходила баба-подёнщица, и пока она отмывала и натирала паркет, обычно просыпались девушки, и Лиза с помощницей шустро наводили порядок в их комнатах.
В борделе проживало девять постоянных девушек. Брюнетки, блондинки, рыжие – на любой вкус и кошелёк, любила повторять мадам Жанетт. Работниц в заведение брали не за красоту. Миловидность, опрятность, зачатки хоть какой-то культуры, отсутствие комплексов и иллюзий – вот критерии, по которым выбирала мадам. У каждой девушки в прошлом своя история, зачастую трагическая, и если это не привело к печальным последствиям, то кандидатка вполне могла справиться с незавидной жизнью продажной женщины.
Мадам строго смотрела за своим цветником, заботилась о здоровье, требовала неукоснительного соблюдения гигиены и чистоты. Кокотки щеголяли в основном дезабилье – корсеты, панталоны, чулки, но на «официальные» мероприятия надевали платья – короткие, с глубоким декольте, оголяющие то, что прятали обыкновенные дамские наряды. Всё это текстильное великолепие постоянно чистилось и стиралось городскими прачками.
Среди девушек выделялись двое – Матильда и Катеринка.
Матильда, которую все ласково звали Мати, изящная сероглазая блондинка, всегда тщательно причесанная, в роскошных нарядах пастельных оттенков, являлась примой заведения с полагающимися ей привилегиями – капризами и шалостями. Матильда неплохо музицировала на пианино и гитаре, и исполняла шансонетки, романсы, народные песни. Сцена её голосу не светила, а вот для борделя он звучал весьма недурственно. Вечера, в которых принимала участие Мати, привлекали больше состоятельной публики, чем обычно, по причине неизбалованности местных жителей заезжими артистами, и за это ей прощали все капризы. Деньги в веселом доме любили.
Но переплюнуть Катеринку в этой любви было трудно. Вторая по значимости куртизанка желала денег до дрожи, до истерик. Страсть её к золотому тельцу изумляла даже, повидавшую жизнь, мадам Жанетт. Внешне Катеринка являлась полной противоположностью Матильде, а на фоне остальных глуповатых и незлобивых товарок, она и вовсе выглядела звездой порока. Густые черные волосы, распущенные по плечам или уложенные в высокую причёску, шелковые платья всех оттенков красного и тугие корсеты. Этакая femme fatal Пермской губернии.
Обе девушки вели неправедную жизнь в веселом доме. Но одна из них просто жила – ярко, весело и не собиралась там задерживаться. А вот вторая…
Глава 6. Снова про Лизу. Май, 1895 год.
– Привычка свыше нам дана: замена счастию она, – твердила Лиза каждое утро, глядя в крохотное зеркало. Ощущать себя образованной особой было приятно, и она с удовольствием цитировала «Евгения Онегина», которого задавал учитель. Хорошо, что маменька не знала об этом, она бы не одобрила.