Три девицы и тайна Медной горы
Шрифт:
– Какие ещё конфеты? – вытаращилась на неё куртизанка.
– Ну, маменька у папеньки раз счета нашла и ругала его сильно, что много денег на камелии спустил. Всё кричала «Что, сладко тебе было?!»
Матильда недоверчиво посмотрела на неё широко раскрытыми глазами и поняв, что Лиза не шутит, хмыкнула:
– Mon cher, дружочек, да ты совсем наивная. Камелии – это цветы, очень красивые и весьма дорогие. А также камелиями называют дам полусвета, куртизанок.
И видя, что собеседница все равно не понимает, о чем речь, принялась растолковывать:
– Ну, это
– Откуда мне знать, – оправдывалась Лиза. – Мой учитель ничего такого не рассказывал, а уж маменька с папенькой и подавно.
– Ах да, – закатила глаза Матильда, – Ты же из этих, как их там – замуж девицей и любовь до гробовой доски. Выводок деток за юбку держится, а ты варенье из крыжовника подаешь к чаю в вИшневом саду.
– Ты так говоришь, как будто это плохо! – возмущенно сказала Лиза. – Да, я из этих самых. И…
– Пффффф, закипела водица, – замахала руками Матильда и примирительно сказала, – И в мыслях не держала обидеть, но учту, что ты весьма чувствительна и со множеством point faible.
– По фебле? – недоуменно переспросила Лиза.
– О боже, – снова закатила глаза Матильда. – Это на французском, означает "сЭто на французском, означает "слабое место". Я хотела сказать, что буду поделикатнее. Но вернемся к предмету беседы. Думаю, что грамоте ты обучена. А читаешь ли романы?
– Конечно, – гордо ответствовала Лизавета. Что эта Матильда себе позволяет, Лиза, не какая-то там… падшая. Она честная, порядочная, образованная девица и сейчас она утрет нос этой… выскочке, – Господ Загоскина, Мельникова-Печерского… читала… на уроках.
– А, понятно, – усмехнулась Матильда и махнула рукой. Она видела, что собеседница почти обиделась. Лиза – приятная девушка и она не хочет её огорчать. – Да и ладно. Ну слушай. Обитала во Франции роскошная красавица и знаменитая куртизанка, Мари Дюплесси. Любила камелии, украшала себя и дом, в котором жила. Цветочница, у которой Мари тратила большие деньги на свою прихоть, прозвала куртизанку La dame aux camelias, дама с камелиями. Эта роскошная Мари хлебнула трагической любви до дна. Она не могла быть вместе с предметом страсти, потому что умирала, да и всё было против этого. Один француз написал про неё роман, да такой сентиментальный и галантный, что камелия с тех пор стала символом падших женщин.
– Какая грустная история, – сказала Елизавета. Она предпочитала романы только с благополучной развязкой. Специально бегло просматривала последние страницы и при трагичной концовке даже не начинала книгу, хватало ей грусти и в жизни. – Ты прочла эту книгу?
– Нет, я люблю романы попроще – опять засмеялась Мати. – Мне Мишель рассказывал. Ещё он говорит, что камелиями и другими красивыми словами проституток называют, чтобы не было стыдно ими пользоваться. Вроде как звучит прилично и поэтому не грех. Ага.
– А Мишель это кто? Твой покровитель? Имя странное. Он француз?
– Он Мишка, мой русский
– Ага, а как он относится к эээ ммм … – замялась Лиза.
– К моей продажности? – не смутилась девушка. – Так я не совсем падшая. Можно даже сказать порядочная.
Настала очередь Лизавете таращить глаза.
– Понимаешь, – начала объяснять, изумленной горничной, Матильда. – Я самая красивая из здешних девушек и мадам придумала, что моя недоступность принесёт больше денег. Я беседую с гостями, устраиваю игры, ну там фанты, шарады. Ещё бренчу на пианино и гитаре, исполняю романсы, поэтому я здесь в качестве певицы. Так что мадам мной не торгует. Ну ты понимаешь…
– О, я и подумать не могла, что хозяйка столь великодушна! – восхитилась Лиза.
– Ах, дружочек, наивная моя девочка, – ухмыльнулась куртизанка. Она закончила с бровями и сейчас вырисовывала роковую мушку над верхней губой. – Ничто не помешает нашей доброй тётушке Жанетт продать любую девицу, если предложат хорошую цену.
Глава 9. Про Матильду. Июнь 1895 года.
Лизавету, выросшую вдали от соблазнов в виде очаровательных нарядов, прелестных безделушек и категорически запрещенных косметических товаров, чрезвычайно интересовал этот визит. Она перетрогала чулки на ширме, заглянула в пару обувных коробок и, уже без зависти, восхитилась их содержимым, перенюхала все флакончики на туалетном столике и, вернувшись к костюму французской королевы, вновь потрогала его.
– А это готовый наряд? Платье слишком коротко для порядоч… кхм, обычной девушки.
– Шили специально для меня, – похвалилась хозяйка богатств. Она заметила оговорку Лизы, но не стала заострять на ней внимание. В конце концов, Мати её подкалывала, и горничная имела право на реванш. – Называется «Цветок персика». Мне к Пасхе Мишель подарил. В столице заказывал, у дорогой модистки. Цветок персика это… это…
Матильда сорвала с зеркала какую-то картинку и стала зачитывать прямо с неё:
– «… символизирует юность, очарование. Это весна, расцветающая красота, изящество, мягкость, искренность и чистота. Цветок делает девушку неотразимой в глазах мужчины». Так написано в открытке, приложенной к платью. А ещё, оно было завернуто в папиросную бумагу, перевязано лентами и упаковано в картонку, вон в ту, с золотыми вензелями.
И Матильда указала изящной ручкой на большую коробку, стоявшую в углу комнаты.
– Ах, как красиво! – мечтательно сказала Лиза. – Как романтично! Ты собираешься за Мишеля замуж?
– Какой чепухой набита твоя голова! – засмеялась собеседница. – Душенька, мы в борделе, на таких как я не женятся. Брак – это деловой союз с обязательствами, а за любовью можно сходить на сторону. Вот и твой папаша от супруги гуляет. По камелиям!
Лизавете стало обидно за родителя.
– И твой папенька такой?
– Папа меня и маму очень любил. По-своему, – Мати снова улыбалась, правда уже грустно, – Что не мешало ему пьянствовать и волочиться за каждой юбкой. От графини до кухарки.