Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь
Шрифт:
– Ты думаешь, она придет? – спросила его жена, которой он рассказал о новенькой.
– Я в этом уверен.
Эмиль ввел наконец двух посетителей. Они собрались было устроиться у стойки, но к ним подбежала Франсина я усадила их за столик. Теперь они уже никуда не денутся.
Почти в то же время Мадо Леруа – девушка, что приходила днем, раздвинула двойную бархатную портьеру и остановилась в дверях, с трудом узнавая помещение.
Мадам Флоранс тоже была несколько удивлена, так как новенькая была совсем непохожа
Первым заговорил бармен Людо.
– Есть хороший столик в глубине зала, мадмуазель.
Появился еще один посетитель, из числа завсегдатаев.
Он уселся на самый крайний табурет у стойки и, прислонившись к стенке, попросил:
– Виски, Людо.
– Сию минуту, доктор.
Он почти всех называл «доктор», и некоторым это льстило.
Мадам Флоранс приоткрыла находящуюся рядом с кассой дверь служебного помещения и крикнула в сторону железной лестницы:
– Эй вы, там, наверху!
На втором этаже торопливо задвигались. Наташа и Кетти спустились первыми.
Подходя к лестнице, Мари-Лу спросила:
– Ты действительно украла у нее пудру?
Селита ничего не ответила, только пожала плечами.
Внизу новенькая сидела в напряженной позе за столиком, где уже стоял стакан с какой-то желтоватой жидкостью.
Кетти, толстая не меньше, чем Мари-Лу, но с более чувственной и агрессивной вульгарностью, направилась к двум мужчинам.
– Кто из вас пригласит меня на танец?
Наташа подошла к стойке бара и собралась последовать ее примеру.
Тем временем в зале появились также Селита и Мари-Лу. Им предстояло завлекать клиентов, создавать веселую и непринужденную обстановку.
Эмиль с ликующим видом раздвинул занавес, чтобы ввести в зал целых три пары – каких-то голландцев, которым даже скверная погода не помешала, судя по их лицам, обгореть на солнце.
Пять минут спустя дирижер оркестра Джианни начал выкрикивать в микрофон слова каких-то песенок, и все принялись танцевать на небольшой площадке, задевая друг друга.
К полдвенадцатого уже три четверти столиков были заняты. Тогда мадам Флоранс дала сигнал, позвав вполголоса:
– Кетти! Мари-Лу!
Подошло время им идти переодеваться для выступлений. А две другие плюс Франсина пока оставались в зале, продолжали до последнего момента играть роль «завлекательниц».
Не танцевала только новенькая, и никто из посетителей не решался заговорить с ней.
Танцуя или выпивая у стойки, девушки имели возможность внимательно разглядеть ее, равно как и музыканты, и бармен Людо, который трижды посылал напитки на ее стол. Она машинально выпивала то, что ей приносили. И хотя она сидела на стуле по-прежнему прямо, словно находилась в церкви, слушая проповедь, цвет ее лица был уже менее бледным.
Мадам Флоранс, которая не упускала из виду ничего из того, что происходило в зале, чаще обычного поглядывала на Леона.
Ей было почти сорок лет и уже случалось уставать от борьбы.
Глава 2
Она свернулась калачиком, закутавшись поплотнее в одеяло так, что видны были только разметавшиеся на подушке волосы, висок и один глаз, взирающий на освещенные солнцем щели в оконных шторах. Скользя по притихшей и застывшей комнате, ее взгляд время от времени падал на соседнюю кровать, на будильник, циферблат которого был обращен в противоположную сторону.
Селита не знала, который час, но чувствовала, что вот-вот раздастся звонок. Когда же это наконец произошло и запрыгали ножки будильника на мраморной обшивке стола, обрело признаки жизни тяжелое и теплое тело Мари-Лу, ее рука протянулась в полутьме, тогда глаз Селиты закрылся, а лицо приобрело безмятежное и чуть обиженное выражение.
Хотя Селита этого не видела, но знала, что подруга села на край кровати, нащупывая ногами шлепанцы, потом почесывая грудь и бока, вышла из спальни и отправилась на кухню, чтобы зажечь газ; послышался обычный при этом звук: «Пуф!»
Когда Мари-Лу раздвинула шторы в столовой и открыла окно, солнце залило светом квартиру, стали более различимы шумы площади Командант Мария.
Слегка приоткрыв глаза, Селита наблюдала за толстушкой, которая высунулась было наружу, потом отступила в глубь комнаты, схватила полосатый халат, быстро натянула его на себя и вновь подошла к окну. Задрав голову, она выкрикнула:
– Как себя чувствует Пьеро? Ему лучше?
Он разговаривал с Франсиной, которая жила в доме напротив на третьем этаже. Ее сын простудился и несколько дней оставался дома.
– Что ты сказала? – громко спросила Мари-Лу после некоторой паузы, ибо грохот от какого-то грузовика мешал разобрать ответ.
Франсина повторила, стараясь говорить как можно более членораздельно.
– Он еще не вернулся из детского сада. Я ждала, когда ты встанешь, чтобы попросить тебя об одной услуге.
На углу находилось кафе. Сидящие в нем люди, должно быть, наблюдали сквозь прозрачные занавески за этими двумя женщинами, которые поднялись с постели в три часа после полудня.
– О какой услуге?
– Ты смогла бы побыть с ним с четырех до шести?
Пятилетний сын Франсины нередко проводил вторую половину дня в квартире Мари-Лу и Селиты. Или же одна из них уводила его на пляж.
Это был толстый мальчик с розовыми щеками и желтоватыми волосами. Его можно было бы принять за тупого и сонного увальня, если бы не живые огоньки, которые просвечивали сквозь узкие щелки полуприкрытых глаз.
– К сожалению, – ответила Мари-Лу, – у сегодня не могу. У меня уже назначена встреча с парикмахером.