Три короны для Мертвой Киирис
Шрифт:
Киирис мягко опустилась на его член, наслаждаясь тем, как он прикусывает нижнюю губу, сдерживая рвущиеся наружу стоны. Не было ничего необычного или экзотического в том, как они соединялись, но именно сейчас Киирис знала — они были как никогда близки. Обнажены друг перед другом.
— Мое прекрасное проклятье… — Дэйн резко толкнулся в нее, выуживая из груди Киирис долгий всхлип. — Отдайся мне вся, дьявол тебя задери!
Он так резко сел, что Киирис снова охнула: проникновение стало таким бесконечно плотным, что теперь уже она была заложницей, а не поводырем. Она выдохнула, когда Дэйн приподнял ее за бедра — и снова резко опустил на
— Я твоя, — выдохнула она, наматывая его волосы на кулак и оттягивая голову назад, чтобы поцеловать в кончик щетинистого подбородка.
— Моя Киирис решила сыграть главную партию? — подыграл император.
— Я — лишь отражение тебя, Дэйн. — Она с наслаждением втянула губами его прерывистое дыхание, когда он снова проник в нее на всю глубину.
Мир, наконец, дал трещину.
Все реальное, грязное и греховное стремительно покрылось паутиной множество расколов. Миг за мигом, с каждым новым стоном и всхлипом, трещины становились все больше, растекались по мутной реальности, словно паутина.
— Дэйн…
Она задыхалась без его поцелуев, жадно впилась в искусанные губы, зная — так больше не будет. Этот мир слишком справедлив и идеален, чтобы в нем было место для такой, как она. И последнее, что еще можно попробовать получить, прежде, чем стать воспоминанием — Дэйн. Он — ее личное прощение. И то, что они делают в эту минуту — искупление.
Их движения стали более резкими, грубыми, бесконтрольными. Шепот потерял всякий смысл, звуки страсти растворялись в поцелуях. Весь проклятый мир перестал существовать, потому что здесь и сейчас они создали свою реальность, а которой сегодняшняя ночь будет вечностью.
— Посмотри на меня, Киирис, — приказал Дэйн, когда она почти сорвалась в пропасть.
Оказалось невероятно сложно сфокусировать на нем внимание, при этом балансируя на грани с самым сладким, и самым болезненным довольствием в жизни. Глаза Дэйна стали того самого безупречно-серого цвета, каким бывает небо в самую безумную грозу. И сейчас она видела его насквозь: сильного, смелого безо всяких оговорок, немного безумного и обнаженного каждой своей эмоцией только для нее одной.
— Я люблю тебя, мое прекрасное проклятие, — выдохнул он вместе с последним движением, словно хотел запечатлеть эти слова с наивысшим пиком их единения. — Так сильно, что мне впервые в жизни страшно.
В ответ Киирис просто обняла его. К чему повторять то, что он узнал задолго до ее собственного признания?
— Пообещай мне, что дождешься меня, — потребовал Дэйн чуть позже, когда схлынула первая волна удовольствия и они потихоньку справлялись с дыханием.
— Конечно, — ответила она. — Я всегда буду с тобой, мой император.
«Даже в сотнях других жизней…»
Глава двадцать пятая
— Привези его домой, Рунн.
Судя по выражению лица Наследника тени, она была последней, кого он думал увидеть за несколько минут до отъезда. Киирис пришлось постараться, чтобы поймать его там, где разговор не могли потревожить случайные свидетели.
— Если ты думаешь, что я трусливо сбегу с поля боя, то нашла не лучший способ высказать мне стол невысокое мнение, — отмахнулся от ее просьбы Рунн. Шнуровка на запястьях перчаток волновала его куда больше, чем ее предостережение. — Я не сбегу, пташка. Я, видишь ли, засранец и гуляка, но не трус.
Если бы Киирис не была так измотана минувшей
— Ты можешь выслушать меня без кривляний, Рунн? — стараясь держать в руках рвущуюся наружу злость, попросила Киирис. Время шло на часы: теургия рвалась наружу вместе с той ее безумной частью, которая теперь слилась воедино с прочими Ипостасями, и Киирис знала — если упустить время, ей никогда уже не справиться с этой бестией.
— Послушать и…? — Рунн вопросительно вскинул светлую бровь, скрестил руки на груду, разглядывая собеседницу так, словно у Киирис отросла вторая пара рогов.
— … и сделать в точно так, как я скажу.
— Не задавая вопросов, само собой.
— Именно.
— Почему я не удивлен. Слушай, пташка, — Наследник тени склонился к ее лицу, оскалился в улыбке паяца. — Мне плевать на то, как высоко ты сейчас летаешь. Понимаю, что наездница императорского члена может плевать на порядки с высокой колокольни, и вертеть на одном месте всех и вся, но вот так уж распорядилась судьба, что на меня это дерьмо не действует. Скорее уж раздражает. Скажем так: ты стала девочкой для траха на пару следующих месяцев. До очередной вот такой экзотической Киирис-шмиирис.
Конечно же, в нем говорила лишь ущемленная гордость и самолюбие: впервые у Дэйна была женщина, которая устояла перед вездесущими чарами его среднего брата. И по злой насмешке судьбы именно эту женщину он так отчаянно желал заполучить. Киирис не нужно было угадывать: все это ясно чествовалось в каждом взгляде Рунна, которые преследовали ее повсеместно. И если бы она так остро не нуждалась в его помощи, то непременно высказала бы по этому поводу парочку острых замечаний, чтобы хотя бы на какое-то время приструнить его длинный язык. Но то, что она собиралась совершить, никак не могло обойтись без участия Рунна. Без участия их всех. И ради конечной цели Киирис был готова пойти на гораздо большее, чем молчаливый глоток очередной порции незаслуженных оскорблений. Плевать. В конце концов, осталось совсем немного.
— Мне просто нужна твоя услуга, Рунн, — повторила она. — Если тебе хоть немного не безразлична судьба империи.
— Вот только не нужно этого дерьма, пташка. Мне не безразлично лишь то, что находится в кругу моих интересов. Ты теперь на его окраине.
— Речь не обо мне. — Боги, почему мужчины бывают такими упрямыми, как только речь заходит об их уязвленной гордости? — Пожалуйста, Рунн. Обещаю, что это последнее, о чем я тебя прошу.
Она будет молить, если потребуется. Но лучше бы этот осел наскреб хоть немного терпения до того, как глашатай протрубит отъезд. И до того, как их застукают досужие сплетники.