Три минуты молчания. Снегирь
Шрифт:
– Ну что, Фомка, – сказал я ему, – иди, штормуйся, как можешь.
Волна накатила, захлестнула планширь, а когда схлынула – Фомки уже не было. Я испугался, пробрался к фальшборту. Фомка лежал на крутой волне, сложив крылышки, клювом и грудкой к ветру – как настоящий моряк. Всё-таки он выбрал штормящее море, а не трюм, где ему и сытно было, и тепло. Плохи, должно быть, наши дела, я подумал. Потом заряд налетел, и больше я Фомки не видел.
Под кухтыльником кто-то отвязывал помпу, тащили шланги. Я в гальюне напялил чей-то рокан, выскочил им помогать. Шурка
– А где ж другие?
– Где надо, – сказал Шурка. – В кубрике у механиков натекло. По колено, шмотки плавают. Вот до чего картины доводят. Ещё не дай бог в машину просочится.
– Не дай бог, – сказал я.
– А чего особенного? Вполне могло и в машину.
– Погибаем, но не сдаёмся, – сказал Алик.
Васька на него заорал.
– Плюнь три раза, салага. Плюнь сейчас же!
Алик плюнул.
– Не соображаешь, так помалкивай.
Потащили помпу к вожаковому трюму. Под ногами елозили доски, рыбодел, каталась пустая бочка. Мы спотыкались, падали и снова тащили. Потом опустили шланг и стали качать прямо на палубу – двое на одном плече, двое на другом.
Васька покачал, покачал и спросил:
– Бичи, а бочки-то – со шкантами? [59]
– Это к чему ты? – спросил Шурка.
– Дак если они заткнутые, они и держать будут, воду не пустят.
Мы бросили качать.
– Это у бондаря надо спросить, – сказал Шурка. – А где он, бондарь? У механиков там качает. Хрен знает. Которые со шкантами, а которые и без шкантов.
– Они же всё равно немочёные, – сказал Алик.
И верно, немочёная бочка, хоть и заткнутая, всё равно пропускает.
59
Шкант – пробка в днище.
– Немочёные, дак теперь намочились, – сказал Васька. – Зря качаем.
Шурка подумал и заорал на него:
– А ну тя в болото, сачок! Я лично тонуть не собираюсь. – И сам закачал как бешеный.
В это время из рубки крикнули:
– Помпу – к машине!
До нас это как-то не сразу дошло.
– А трюма?
– Сказано вам – к машине!
– Дождались, – сказал Васька. – Доехали. А всё ты, салага, накаркал: «Погибаем, погибаем…»
Шурка уже тащил помпу от люка. Я выбрал шланг, крикнул туда, в темень:
– Серёга, жив там?
Ответа никакого. Я испугался до смерти – захлебнулся он там? Или бочками задавило?
– Серёга, гад полосатый!
– Ау! – как из могилы донеслось. – Скоро вы там?
У меня от сердца отлегло.
– Какой скоро! – сказал я ему радостно. – Только начинается.
– Мне сидеть?
– Вылазь.
– Пластырь не будете заводить?
– Вылазь, в машине вода.
Он загромыхал там бочками.
– Зачем же мы с тобой сидели, Сеня?
– Выберешься один?
– Да выберусь… Но сидели, спрашивается, зачем?
– Ладно тебе… Люковину задраишь?
– Да уж задраю. Но учти, Сеня, так ты мне и не ответил.
Я побежал помогать с помпой. Мы её протащили в узкости, между фальшбортом и рубкой, отдраили дверь в коридор. Комингс тут – чуть не до колена, и пока мы эту дуру перетаскивали, все руки себе пооборвали. Но сразу же и забыли про них.
Из шахтной двери пар валил, а сквозь пар мы увидели воду – чёрную, в мазутных разводах. Пайолы кое-где всплыли и носились с волной. Именно с волной – море разливанное бушевало в шахте: то кидалось на переборку, а то накатывало на фундамент, и тогда из-под машины пыхало паром. Даже дико было, что она ещё работает, стучит…
Выходной шланг вывели за дверь, на палубу, а входной опустили в шахту. До воды он не доставал.
Из пара выплыл Юрочка – по колено в воде, но, как всегда, полуголый.
– Олухи, шланг наро?стить не сообразили?
– Чем его наро?стишь? – спросил Шурка. – У тебя запасные есть?
– А нечем – так на хрена тащили? От главного покачаем.
– А что ж не качаете?
– Как это не качаем? Сразу и начали, как потекло.
«Где же ты был, сволочь? – хотелось мне его спросить. – Где ты был, когда “потекло”? Сидел небось на верстаке, вытачивал какую-нибудь зажигалку, пока тебе уже пятку не подмочило. А когда спохватился, так “деда” позвать духу не хватило, сам решил откачать, а сам ты толком не знаешь, как водоотлив включается».
– Чего ж теперь с помпой-то – спросил Васька. – Опять двадцать пять, назад волоки?
– А кто вам её велел сюда переть?
– Бичи, – сказал Васька, – лучше я спать пойду.
Из-за машины вышел «дед» – тоже весь в пару, но в пиджаке, с галстуком.
– Куда помпу отсылаешь? – сказал он Юрочке. – Прошляпили мы с тобой, так пусть хоть вручную помогут.
Это он потому сказал «мы с тобой», что на вахте моториста «деду» тоже полагается быть – не всю вахту, но заходить, поглядывать. А «дед» сначала кино смотрел, а потом бегал меня искать. Но шляпил-то, конечно, он, Юрочка.
– Так шланг же у них не достаёт, Сергей Андреич.
– Вёдрами пусть почерпают.
– Гуляйте с вашей техникой, – сказал Юрочка.
Опять мы эту дуру перетаскивали через комингс. Но уж до места не тащили, затолкали в угол, лишь бы проходу не мешала. Стали вёдрами черпать – один внизу набирал, двое на трапе передавали, четвёртый с ним бегал к двери, выплёскивал на палубу.
Потом Шурку позвали на руль. Вместо него Серёга пришёл – рокан зачем-то скинул, телогрейка в снегу.
– Ты б хоть куртку мою надел, – говорю ему.
– А ничего, Сень, я так. – Он выплеснул ведра три, потом сказал: – Да и нету её, куртки-то.
– Как нету?
– А высосало к чертям в дыру.
Я прямо обалдел.
– А ты куда смотрел?
– А я не смотрел, Сеня. Там же темно, в трюме-то. Я чувствую – жгёт. Пощупал – а куртки и нету. То-то я тебя спрашивал: зачем мы там сидели?
– Чёртов ты хмырь!
– Будет вам лаяться, – сказал Васька Буров. – Нам бы пароход спасти, а по курточке ты после поплачешь. Думаешь, мне твоей курточки не жалко?