Три минуты молчания. Снегирь
Шрифт:
– Что скажешь? – спросил кеп.
«Дед» ответил, не повернув головы:
– Твоё теперь слово.
– А ход где?
– Пожалуйста.
«Дед» взялся за трубу, свистнул в неё. Там подошли:
– Второй механик слушает.
«Дед» снова стал у окна.
– Алё! – сказали внизу. – Слушаю!
– Скажите на милость! – Кеп подошёл к трубе. – Ну, давай там, подкинь оборотиков. Средним хоть можешь?
«Дед» сказал, не поворачиваясь:
– Средним я ему запретил. Малым может.
–
– Опять говоришь.
Кеп вздохнул.
– Ты хоть перед матросом меня не порочь. – И сказал в трубу: – Малым давай назад.
Шпаги мне надавили на ладони. Качка переменилась, пароход приводился кормой к волне.
– За малый тоже тебе спасибо, Сергей Андреич, – сказал Граков. – Теперь хоть шлюпку можно вывести с-наветра.
– Шлюпка-то одна теперь? – спросил «дед».
Кеп ответил – не очень уверенно:
– Вторую – починить можно… Брезентом обтянуть.
– Ну, это когда починим, тогда вторую считать будем. А пока – одна. Так… А кто ж в неё сядет? Граков, кого посадишь в неё?
– Не понимаю вопроса. Есть инструкция, кому в первую очередь.
– Положено – пассажиров.
Граков сказал, усмехаясь:
– Ну, пассажиров-то, собственно, я один. Могу свою очередь уступить.
– Очередь или шлюпку?
– Сергей Андреич, по-моему, ясней ясного: в первую очередь люди постарше. Ну, а помоложе – используют другие плавсредства. Уже какие найдутся. Что тут можно возразить?
– Ничего, – сказал «дед». – Кроме того, что и молодым жить охота.
Граков развёл руками. Вернее – одной, другой-то он за петлю на окне держался.
– Ну, не будем заранее умирать. Опыт нам говорит другое. Люди по несколько суток держались, не говоря уже – часов. И на чём только! Кстати, и твой собственный опыт, Сергей Андреич. Он разве не поучителен?
Я ещё успел подумать – зачем он на рожон лезет, а «дед» только того и ждал.
– Ну, мне-то легче было. Мне всё-таки немцы помогли, ты же знаешь.
– Бросьте вы, – тут кеп вмешался. – Нашли время счёты сводить.
– Какие счёты, Пётр Николаич? Просто Сергею Андреичу угодно подозревать меня, так сказать, в личной трусости.
– А я не подозреваю, – сказал «дед». – Я это просто наблюдаю визуально.
Граков помолчал и сказал с грустью:
– Николаич, ты, прости меня, здесь хозяин, в рубке. Так что попрошу вмешаться. И, может быть, кое-кого удалить. В данном случае, мою власть можешь не учитывать. Одного из нас. Это уже на твой выбор.
– Да бросьте вы… Тут без вас голова пухнет!
– Нет уж, Николаич, решай.
Кеп засопел, заходил по рубке от двери до двери.
– Так что? – спросил Граков.
– А ну вас… – Кеп взялся за голову. – Ну, Сергей Андреич, ну будь ты посмирнее, ей-богу.
– Так, – сказал Граков. – Одному из нас предложено быть посмирнее. Следовательно, удалиться нужно другому. Именно мне. Спасибо, Николаич, добро.
И пошёл из рубки. Но дверью не хлопнул, как я ожидал. Наоборот, очень даже вежливо прикрыл.
«Дед» повернулся от окна.
– Николаич, можно ли так себя терять, как ты потерял? Зачем ты шлюпочную пробил, когда судно ещё на плаву и его спасать нужно и на нём спасаться?
– Что хочешь сказать? Я людям губитель?
– Себе прежде. Ну, и людям тоже. Ты не подумал, что тебя с ними захлестнуть может в такую погоду. А ты подумал, что тебе выгоднее всё судно потерять вместе с сетями, чем одни сети. Тогда бы тебя не судили – ты команду спасал. А так, поди, и засудят – за то, что выметал перед штормом. Не знаю, сам ты до этого додумался или кто посоветовал… Я твоё положение понимаю. Но коли попал ты между двумя страхами, так хоть выбирай, который побольше! И уж его одного бойся.
Кеп походил молча по рубке, стал у меня за спиной.
– Так и будешь держать право на борту? Одерживай.
Я отпустил штурвал, и он сам раскрутился. Я не удержал его локтем, навалился грудью, едва поймал его за шпаги.
– Поберегись, рулевой, – сказал «дед». – При заднем ходе и руки поломать может… Оно, конечно, лучше бы носом пойти, как люди ходят, да сети жалко бросить.
– Насчёт сетей, – сказал кеп, – дебатов не будем разводить.
Опять он заходил от двери к двери. Прямо как тигр по клетке. Нервировал он меня здорово.
В переговорной трубе свистнуло – из его каюты. Кеп вынул свисток, приложился к раструбу ухом. Труба ему что-то вещала раскатисто, с дребезгом.
– Добро, – кеп заткнул трубу. – Напоминает глубину смерить. Нужны мне его напоминания. Ну-к, смерь-ка там.
Третий зашёл в штурманскую. Запищал эхолот.
– Тридцать пять. Даже чуть меньше.
– Скоро вожак начнёт задевать, – сказал кеп. – Может, он задержит?
– Такого ещё в мировой практике не было, – сказал «дед». – Так мы, глядишь, в новаторы выйдем.
Мы смотрели молча в чёрные окна. Колко звенел об них снег, потом его смывало пеной. Вдруг запищал передатчик, и «маркони» быстренько забормотал:
– База, база, я восемьсот пятнадцатый, слушаю вас.
– Как себя чувствуете, восемьсот пятнадцатый? – спросила база.
Кеп кинулся в радиорубку, схватил микрофон.
– На вас надеемся. Куда вы там делись?
– С буксирами тут поговорили. Два буксира спасательных к вам идут из Северного моря. «Отчаянный» и «Молодой». Не исключено, что они раньше нас подойдут.