Три мушкетера
Шрифт:
Госпожа Бонасье ответила не сразу, но сердце ее забилось от радости и глаза загорелись надеждой.
— А что будет мне порукой, — спросила она, — если я решусь доверить вам эту задачу?
— Порукой пусть служит моя любовь к вам. Ну говорите же, приказывайте! Что я должен сделать?
— Боже мой, — прошептала молодая женщина, — могу ли я доверить вам такую тайну! Ведь вы еще почти дитя!
— Вижу, вам нужно, чтобы кто-нибудь поручился за меня.
— Признаюсь, меня бы это очень успокоило.
— Знаете ли вы Атоса?
— Нет.
— Портоса?
— Нет.
— Арамиса?
— Нет. Кто они, все эти господа?
— Мушкетеры его величества. Знаете ли вы их капитана, господина де Тревиля?
— О да! Его я знаю — не лично, но понаслышке: королева не раз говорила о нем как о благородном и честном дворянине.
— Вы, надеюсь, не считаете возможным, чтобы он предал вас в угоду кардиналу?
— Разумеется, нет.
— В таком случае откройте ему вашу тайну и спросите, можете ли вы довериться мне, как бы важна, драгоценна и страшна ни была эта тайна.
— Но ведь она принадлежит не мне, и я не имею права открыть ее!
— Ведь собирались же вы доверить со господину Бонасье! — с обидой сказал д'Артаньян.
— Как доверяют письмо дуплу дерева, крылу голубя, ошейнику собаки.
— Но вы же видите, как я вас люблю!
— Да, вы это говорите.
— Я честный человек!
— Думаю, что так.
— Я храбр!
— О, в этом я убеждена.
— Тогда испытайте меня!
Госпожа Бонасье, борясь с последними сомнениями, посмотрела на молодого человека. Но в глазах его был такой огонь, голос звучал так убедительно, что она чувствовала желание довериться ему. Да и, кроме того, другого выхода не было. Приходилось пойти на риск. Чрезмерная осторожность, как и чрезмерная доверчивость были одинаково опасны для королевы.
Затем — мы вынуждены в том признаться — заставило ее заговорить и невольное чувство, испытываемое ею к этому юноше.
— Послушайте, — сказала она, — я уступаю вашим настояниям и полагаюсь на вас. Но клянусь перед богом, который нас слышит, что, если вы предадите меня, хотя бы враги мои меня помиловали, я покончу с собой, обвиняя вас в моей гибели!
— А я, — проговорил д'Артаньян, — клянусь перед богом, что, если буду схвачен, выполняя ваше поручение, я лучше умру, чем скажу или сделаю что-нибудь, могущее на кого-либо набросить тень!
И тогда молодая женщина посвятила его в тайну, часть которой случай уже приоткрыл перед ним на мосту против Самаритянки.
Это было их объяснением в любви.
Д'Артаньян сиял от гордости и счастья. Эта тайна, которой он владел, эта женщина, которую он любил, придавали ему исполинские силы.
— Я еду, — сказал он. — Еду сию же минуту!
— Как это — вы едете? — воскликнула г-жа Бонасье. — А полк, а командир?
— Клянусь своей душой, вы заставили меня забыть обо всем, дорогая Констанция! Вы правы, мне нужен отпуск.
— Снова препятствие! — с болью прошептала г-жа Бонасье.
— О, с этим препятствием, — промолвил после минутного размышления д'Артаньян, — я легко справлюсь, не беспокойтесь.
— Как?
— Я сегодня же вечером отправлюсь к господину де Тревилю и попрошу его добиться для меня этой милости у его зятя, господина Дезэссара.
— Но это еще не все…
— Что же вас смущает? — спросил д'Артаньян, видя, что г-жа Бонасье не решается продолжать.
— У вас, может быть, нет денег?
— «Может быть» тут излишне, — ответил, улыбаясь, д'Артаньян.
— Если так, — сказала г-жа Бонасье, открывая шкаф и вынимая оттуда мешок, который полчаса назад так любовно поглаживал ее супруг, — возьмите этот мешок.
— Мешок кардинала! — расхохотавшись, сказал д'Артаньян, а он, как мы помним, благодаря разобранным доскам пола слышал от слова до слова весь разговор между мужем и женой.
— Да, мешок кардинала, — подтвердила г-жа Бонасье. — Как видите, внешность у него довольно внушительная.
— Тысяча чертей! — воскликнул д'Артаньян. — Это будет вдвойне забавно: спасти королеву с помощью денег его преосвященства!
— Вы милый и любезный юноша, — сказала г-жа Бонасье. — Поверьте, что ее величество не останется в долгу.
— О, я уже полностью вознагражден! — воскликнул д'Артаньян. — Я люблю вас, вы разрешаете мне говорить вам это… Мог ли я надеяться на такое счастье!..
— Тише! — вдруг прошептала, задрожав, г-жа Бонасье.
— Что такое?
— На улице разговаривают…
— Голос?..
— Моего мужа. Да, я узнаю его!
Д'Артаньян подбежал к дверям и задвинул засов.
— Он не войдет, пока я не уйду. А когда я уйду, вы ему отопрете.
— Но ведь и я должна буду уйти. Да и как объяснить ему исчезновение денег, если я окажусь здесь?
— Вы правы, нужно выбраться отсюда.
— Выбраться? Но как же? Он увидит нас если мы выйдем.
— Тогда нужно подняться ко мне.
— Ах! — вскрикнула г-жа Бонасье. — Вы говорите это таким тоном, что мне страшно…
Слеза блеснула во взоре г-жи Бонасье при этих словах. д'Артаньян заметил эту слезу и, растроганный, смущенный, упал к ее ногам.
— У меня, — произнес он, — вы будете в безопасности, как в храме, даю вам слово дворянина?
— Идем, — сказала она. — Вверяю вам себя, мой друг.
Д'Артаньян осторожно отодвинул засов, и оба, легкие, как тени, через внутреннюю дверь проскользнули на площадку, бесшумно поднялись по лестнице и вошли в комнату д'Артаньяна.
Оказавшись у себя, молодой человек для большей безопасности загородил дверь. Подойдя затем к окну, они увидели г-на Бонасье, который разговаривал с незнакомцем, закутанным в плащ.