Три недели с Аней
Шрифт:
Глава 1
Несколько месяцев я прожил спокойно, без встрясок. Никаких новостей, никаких дедлайнов, стрессов, перегрузок, принятия быстрых решений. Я это заслужил. Только море, пляж и солнце, пусть блеклое, но всё же достаточно согревающее прозрачно-зеленоватую воду и бежевый песок.
Сначала на пляже было просторно, лишь небольшая кучка восстанавливающихся, но в какой-то момент побережье стало гораздо более людным. Все шезлонги занимали с раннего утра, расстояние между отдыхающими сокращалось, и новые люди всё прибывали и прибывали.
Стало тесно, тревожно.
Но мне уже и так
Кое-что осталось невыясненным, беспокоило всё это время.
Я навел справки. В Гватемале жил медиум, рекомендовали. Говорили, что без труда проведет, куда надо. Мне нужно было с ним увидеться.
Найти медиума-проводника оказалось несложно.
Он жил неподалеку от курортной зоны Монтеррико, в просторных апартаментах. Молодой, лет двадцати, темные волосы до плеч, белозубый. В цветастых шортах, шлепанцах и вылинявшей красной футболке.
– Вы уверены? – спросил с удивленным смехом, когда я раскрыл цель визита.
Зачем бы я еще прилетел в такую даль?
– Ну хорошо, но сначала должен предупредить о рисках. Если забыть о времени…
– Знаю, знаю, – перебил я нетерпеливо, – мне уже всё рассказали. Что нужно сделать?
– Взять меня за руки, расслабиться. Сейчас, подождите, свечи забыл зажечь.
Я сел в плюшевое кресло и подождал, пока он всё приготовит.
– Сам я ни с кем не связываюсь. Есть медиумы, которые ведут диалог, о чем-то спрашивают, послания передают, я – нет. Но могу провести, – объяснял он, расставляя свечи полукругом, – я – своего рода брешь, проход. Понимаете?
– Думаю, да. Ну что, начнем?
Мы взялись за руки, ладони медиума были холодные. Он уставился мне в глаза и запел. Вернее, замычал какой-то мотивчик. Свечи зашипели и взвились вверх. Жутковато. Его медленно закатывающиеся глаза – последнее, что я запомнил из той встречи.
Очнулся в ванной и забарабанил по кафельной плитке.
– Глаша! – заорала.
Пошел на голос и оказался в ее спальне.
Глаза льдисто-голубые, волосы растрепаны, в бесформенной ночнушке с оборочками вместо рукавов. Привстала с подушек, зыркает:
– Глаша, ты что там делала? Ну-ка угомонись!
Я запрыгнул на постель и свернулся в ногах. Вытянул лапу и беззаботно принялся вылизывать. Простыня мягкая, в мелкий цветочек на темно-синем фоне. Мебель приятного фисташкового цвета, с изогнутыми ножками. Шторы не задернуты. В спальне свежо, окно чуть приоткрыто.
Отчитала, успокоилась. Откинулась на подушки, щелкнула пультом.
Так, что мы там смотрим? «Ешь, молись, люби». Из коллекции Аниных любимых сентиментальных фильмов. Хлебом не корми – дай посмотреть что-нибудь про отважную женщину, сумевшую что-то там преодолеть. Или про женщину, долго искавшую и наконец нашедшую свою любовь. Готов поспорить, в конце фильма разрыдается.
Но нет, пошли титры, а глаза сухие, лицо спокойное.
Вышла на кухню сварить кофе, я – за ней. Кофе на ночь?
– Глаша, что ты хочешь?
Потерся о ноги.
– Ты голодная опять? Господи, сколько можно жрать? Ну, на подушечку. Одну, тебе больше нельзя. Ладно, на две. Три. Всё.
Погладила:
– Ты такая ласковая, когда голодная. Может, мне всегда тебя держать немножечко голодной?
Очень смешно.
В спальне зазвонил телефон, пошла неторопливо. Не ждет звонка, значит, пока ни в кого пока не влюблена. Дело времени! Всегда держит себя немножечко влюбленной.
Взяла поющий и вибрирующий телефон с изящной тумбочки, посмотрела на входящий вызов и положила обратно. Я так и знал! Она и со мной так частенько делала, когда я ей звонил. Я чувствовал, что слышит; видит, от кого звонок, и нарочно трубку не снимает. И потом не перезванивала, приходилось проявлять настойчивость, дозваниваться в этот же день, на следующий день, на послеследующий, включать автодозвон; знал же, что специально игнорирует! Эгоистка. Я же волновался!
Не успел посмотреть, кто там звонил. Запрыгнул на кровать; виляя, быстро пробежал к тумбочке, но она уже положила телефон экраном вниз.
С чашкой кофе вернулась в постель, на колени поставила тарелку с песочным печеньем и виноградом, удобно устроилась, включила сериал.
Как-то незаметно задремал.
Ночью проснулся от рыданий. Плачет. Аня, ну ты чего? Анечка. Анюта. Лег напротив, положил морду на подушку, вытянул лапу на плечо.
Ну, что случилось? Никогда до конца не мог понять, что нужно этой женщине.
Вернее, я знал; думал, что понимаю: ей хотелось получать цветы, внимание, заботу, трепетность, говорить «Спокойной ночи» и «Доброе утро» каждый день, вместе пить кофе по утрам, делиться новостями и сплетнями из жизни звезд, рассказывать невероятные истории с мистическим подтекстом, заставлять в шестой раз пересматривать «Дневник памяти», или еще что-нибудь душещипательное, а потом докапываться, какие выводы сделаны, и что понравилось, а что не понравилось, и что бы я сделал на месте главного героя, и похожа ли она на главную героиню, и если да, то чем, вместе ездить в магазин за продуктами, готовить ужин, вместе отдыхать, даже работать вместе, если это возможно.
Я не мог ей этого дать. Слово «вместе» отсутствует в моем лексиконе, ну не мог я «вместе»! Всегда был в делах, в заботах. Кто-то из нас неизбежно был бы несчастен: или она, недополучившая; или я, геройствующий. Ничего бы не вышло, установить дистанцию – было трудным, но правильным решением.
Это ты понимаешь?
И мы же всё равно дружили, помнишь? Ань. Я всегда был на связи, разве нет? Во всех смыслах. Связь между нами – это же было что-то очень ценное и настоящее. Даже если семьи из нас не получилось.
И что помешало тебе полюбить более подходящего мужчину? Заботливого, чуткого, участливого. Ты же красивая женщина, от поклонников отбоя нет, среди них наверняка есть ЛЕБЕДИ. Есть парочка мистеров Дарси, а? Или мистер Рочестер. Кто там еще?
Уткнулся носом в шею. Отпихнула и давай дальше рыдать.
Так и лежали почти до рассвета: она – безудержно всхлипывая, я – беспомощно наблюдая, нервно постукивая хвостом.
Утром встала в хорошем настроении, напевала в душе, неторопливо и со вкусом позавтракала тостами с ломтиками козьего сыра и авокадо, сварила огромную чашку кофе, подлила сливки. Насыпала три ложки сахара. С горкой. Ну давай, наживай себе диабет, мы же ничего не боимся.