Три обезьяны

Макс Фетт

– Никит?

– М… – томно отвечал он.

– Никит, мы говорили уже об этом. Не нужны мне сейчас отношения.

– Да… я помню. Просто… Я не пойму, чем я тебя не устраиваю?

– Только не начинай, пожалуйста. А то я тебе сейчас опять палкой засандалю, – он ухмыльнулся.

– А первый раз зачем ударила?

– А зачем мне лямку надо было рвать?

– А зачем надо было убегать от меня?

– А зачем надо было обнимать меня бежать?

– А затем… – он знал, что хотел ответить, но промолчал, боясь отпугнуть.

– То-то же! – Катя приподнялась и потянулась. Через тонкое летнее платье просвечивала упругая грудь с оттопыренными сосками.

Катя была одной из тех молодых девушек, что не признавала оков, в каком бы виде их ни подавало общество. Никита косился на нее, но осекся, когда она обернулась. – Пойдем. Мальчики, наверное, уже забеспокоились.

– Иди, – вяло ответил Никита. – Я полежу.

– Я одна что ли должна идти через лес? – изумилась Катя.

– Можешь бежать. У тебя это неплохо получается.

– Никит…

– Пошутил. Иди направо, там по дороге дойдешь к дому. Я в норме, – он натянул улыбку и максимально постарался придать ей искренности.

– Уверен?

– Я сейчас тебе вторую лямку порву, – она вытянулась и засмеялась вместе с ним.

– Я тебе потом кое-что другое порву, – он легонько толкнул ее в бок.

– Иди. Мешаешь. Хочу один полежать, – Катя хмыкнула и, перевалившись сначала на колени, попыталась встать, но не смогла. Никита вздохнул и приподнял ее за талию.

– Не залеживайся, – он вяло махнул, вынуждая себя не смотреть на нее. Катя грозно постояла над ним какое-то время.

Как только она развернулась, Никита сдался и смотрел, пока Катя не скрылась из виду. Он закрыл глаза ладонями и с тяжелым придыханием сказал:

– Сука, – то ли про нее, то ли про себя, то ли про ситуацию, то ли про весь мир, почему-то из четырех миллиардов людей выбравший именно его, чтобы поглумиться.

Сон или вернее нечто наподобие комы овладело им. Парень лежал без единой мысли. Ветер обдувал его тело, напевали птицы, шелестела трава. Закрывающие лицо руки затекли. Он их не чувствовал, как и муравьев, что начали заползать в самые неприятные места.

В себя он пришел от собачьего воя. День сменился поздним вечером. От ветра коченели ноги. Никита продолжал лежать, видя над собой звезды и учась заново управлять конечностями. Тем временем вой становился громче. Настолько, что лежащий на траве парень, способный на спор приподнять за бампер «Копейку», занервничал.

Руки покалывало, но начали подчиняться командам. Никита встал и ускоренным шагом направился к дороге, о которой сказал Кате. В темноте не получалось разобрать, как далеко находились собаки, но по звуку их явно было достаточно много и, прикинув среднюю скорость разъяренной четвероногой толпы, Никита осознал, что времени до встречи оставалось мало.

Как оказалось – слишком мало. Вдалеке проявились очертания стаи прямо между заплутавшим парнем и спасительной дорогой. Разномастные собаки рычали и лаяли, кружа около двух самцов. Те грызлись за лидерство и единственную самку, медленно перемещаясь ближе к Никите, который со страху спрятался за дерево.

Выхода не было, оставалось пробираться наискосок через лес. Возрастал шанс врезаться во что-нибудь в темноте, но перспектива быть разорванным в клочья нравилась куда меньше.

Пол-оборота у ствола дуба хватило, чтобы в плане появилась внезапная трудность. У ног сидела маленькая болонка, из-за отросшей до земли шерсти больше смахивающая на покрытый илом камень с прилипшими репьями и листьями с комками грязи.

Собачка смотрела двумя черными пуговками на настороженное двуногое.

«Одно движение и она запищит, – думал Никита. – Тогда ва-банк». Он пнул собачку по мордасам и рванул что было мочи через лес. Болонка пискнула, перевернулась и со злостью затявкала. Тихо, но этого хватило, чтобы кто-то из бушующей стаи замолчал, а за ним и остальные.

Первую секунду Никита думал, что оторвался – улыбался и посмеивался. На пятой секунде начал сомневаться, услышав общий лай, – и максимально сократил шаг. На двадцатой споткнулся о торчащий из земли корень – пролетел немного вперед, но встал и побежал снова. На двадцать пятой заболело колено – хромота сильно замедляла. На минуте он выскочил на дорогу, но собаки оказались совсем близко.

Дворняга с подрезанным ухом и шрамами от когтей на морде прыгнула, раскрыв слюнявую пасть с острыми клыками на мясистую голень двуногого, как вдруг с глухим звоном получила совковой лопатой по башке и отлетела к обочине.

Никита обернулся и увидел человека в выцветшей куртке по колено и грязном шарфе, свисающем до блестящих берц, держащего лопату на перевес. Стая закружилась вокруг него, лая и рыча, но Кеша твердо стоял на своих двоих. Облезлая хаски с криво сросшейся передней лапой оббежала человека со спины и набросилась. Черенок скользнул в ладони не обернувшегося Кеши и вмазал нападающему в челюсть. Вторым огрызнулся чудом не съеденный остальными чихуахуа. Рявкая, он вцепился меленькими бритвами в ногу бездомного. Тот подкинул собаку, как футбольный мяч, поймал лопатой и запулил подобно катапульте. Не прерываясь, с разворота заехал совком по физиономии бегущему справа бульдогу с остатками краски на спине. Последним из не умчавшихся в страхе остался немецкий дог, здоровенная детина ростом с пятнадцатилетнего юношу. Он раздвинул передние лапы и склонил голову, грузно дыша и не сводя настроенных на убийство глаз с обладателя лопаты. Из-за глубоких вдохов выпирающие ребра, казалось, должны были порвать кожу изнутри. Лишай охватил серую шерсть на боку, а на шее болтался ржавый ошейник с шипами. Кеша уверенно и аккуратно полез в карман. Остатки мышц на теле пса напряглись. Он слегка подрагивал. Сил в нем оставалось немного, но безумная ярость подпитывала, удерживая на лапах. В руке двуногого, как из воздуха, появился надкусанный ломтик ветчины. Он бросил лакомство. Кружочек свинины шлепнулся на морду дога и скатился на землю.

Кеша приготовился. От первого молниеносного прыжка он увернулся чудом. Моргни он, и битва была бы уже проиграна. На рукаве куртки остались три пореза, освободившие потемневшую вату. Кеша сплюнул, отступил назад, достал из кармана хрустальный бокал, обмотанный носовым платком, разбил его за спиной и опустился как можно ниже к земле. Отбежавший дог набирал скорость. Готовый к прыжку, он выкинул вперед задние лапы, но человек, поймав нужный момент, резко подался вперед и рывком подсек пса, отстранившись в сторону. Тот пролетел пару метров и столько же проехался брюхом по камням и осколкам стекла. За ним остались полосы крови.

Зверь заскулил, будто моля о пощаде, но в то же время его глаза наливались яростью. Кеша возвысился над поверженным противником, тяжело охнул и, размахнувшись, вырубил собаку.

Никита, наблюдающий за всем с ветки дерева, спрыгнул методом: «Аааа!» К упавшему парню подошел Кеша и помог подняться. Слова отказывались собираться в предложения, поэтому Никита был похож на попугая, невпопад выкрикивающего набор из сказуемых, прилагательных и существительных.

– Сё-сё, – успокаивал Кеша. – Почапали к дому, – он закинул лопату на плечо и повел Никиту по дороге под светом звезд.