Три рассказа о Гэллегере
Шрифт:
Ваннинг покачал головой.
– Нет, спасибо. Завтра у меня дела.
– Ерунда, примешь тиамин. Бр-р, дрянь. Я работаю гораздо лучше, если голова обложена надувными подушками.
– А я нет.
– Это дело опыта, - буркнул Гэллегер.
– А опыта может набраться каждый, если только... На что ты там уставился?
– Этот шкаф...
– сказал Ваннинг, удивленно хмуря брови.
– Ну-ка, что там такое...
Металлическая дверь была закрыта неплотно и медленно приоткрывалась. А от халата, который Ваннинг только
– Это краска такая, - сонно объяснил Гэллегер.
– Что-то вроде пропитки. Я обработал внутренность шкафа гамма-лучами. Но он ни к черту не годится.
Ваннинг передвинул лампу, чтобы лучше видеть. Шкаф не был пуст, как он решил в первый момент. В нем, правда, не было халата, зато находилось что-то маленькое, бледно-зеленое и почти сферическое.
– Он что, растворяет вещи?
– спросил Ваннинг, вытаращив глаза.
– Ага. Вытащи его и увидишь.
Ваннинг не торопился засовывать руку внутрь. Найдя длинный штатив для пробирок, он подцепил им шарик и тут же отвернулся, потому что разболелись глаза. Зеленый шарик менял цвет, форму и размер, и вскоре превратился во что-то бесформенное. Внезапно штатив стал удивительно тяжелым.
И ничего странного: на нем висел халат.
– Вот такие штуки он и вытворяет, - равнодушно объяснил Гэллегер.
– Но должна же быть причина. Вещи, которые я засовываю в шкаф, становятся маленькими, но стоит их вынуть, как они обретают нормальные размеры. Может, продать его какому-нибудь фокуснику?
– с сомнением предположил он.
Ваннинг сел, сжимая в руках халат и поглядывая на металлический шкаф. Это был смолисто-черный параллелепипед размерами три на три и на пять футов, покрашенный изнутри серой краской.
– Как ты это сделал?
– Что? Сам не знаю. Как-то само получилось.
– Гэллегер меланхолично потягивал свою гремучую смесь.
– Может, дело тут в растяжимости измерений. Моя пропитка могла изменить свойства пространства-времени внутри шкафа. Интересно, что это может значить?
– буркнул он в сторону.
– Такие словеса порой пугают меня самого.
– Это значит... ты хочешь, сказать, что этот шкаф внутри больше, чем снаружи?
– Парадокс, не так ли? Я думаю, его внутренность находится вообще не в нашем пространстве-времени. Попробуй сунуть туда стол и убедишься. Гэллегер даже не приподнялся, а лишь махнул рукой в сторону упомянутого стола.
– Ты прав. Этот стол больше шкафа.
– Ну, так суй его как-нибудь бочком. Смелее!
Ваннинг некоторое время возился со столом. Несмотря на небольшой рост, он был силен, как многие коренастые люди.
– Положи шкаф, легче будет.
– Я... уф... Ну, и что дальше?
– Суй туда стол.
Ваннинг искоса посмотрел на приятеля, пожал плечами и попытался. Разумеется, стол не хотел входить в шкаф. Вошел только угол, а остальное застряло, чуть покачиваясь.
– И что дальше?
– Подожди чуток.
Стол шевельнулся и медленно пополз вниз. У Ваннинга отвалилась челюсть, когда он увидел, как стол постепенно входит внутрь, словно в воде тонет не очень тяжелый предмет. Однако ничто его не всасывало, он просто растворялся. Неизменным оставалось лишь то, что торчало снаружи, но постепенно в шкаф ушло все.
Ваннинг заглянул в шкаф, и вновь у него заболели глаза. Внутри некое нечто меняло форму, съеживалось и в конце концов превратилось в колючую неправильную пирамиду темно-красного цвета.
В самом широком месте в ней было не более четырех дюймов.
– Не верю, - выдохнул Ваннинг.
Гэллегер улыбнулся.
– Как сказал герцог Веллингтон: "Это была очень маленькая бутылка, сэр".
– Погоди минутку. Как, черт возьми, можно засунуть восьмифутовый стол в пятифутовый шкаф?
– Благодаря Ньютону, - ответил Гэллегер.
– Сила тяжести, сечешь? Налей в пробирку воды, и я тебе покажу.
– Сейчас... Вот, готово. И что теперь?
– Полную налил? Хорошо. В коробке с надписью "Предохранители" лежит сахар. Положи кусок поверх пробирки, так чтобы одним углом он касался воды.
Ваннинг сделал, как было сказано.
– Ну и что?
– Что ты видишь?
– Ничего. Сахар напитывается водой и растворяется.
– Вот именно, - с нажимом сказал Гэллегер.
Ваннинг задумчиво посмотрел на него и повернулся к пробирке. Кусок сахара медленно растворялся и исчезал. Вскоре его не стало вовсе.
– Воздух и вода - это совершенно различные физические среды. В воздухе кусок сахара может существовать в виде куска сахара, а в воде только в виде раствора. Та его часть, которая достает до воды, подчиняется условиям, присущим воде, и значит, изменяется в физическом смысле. Остальное - дело силы гравитации.
– Говори яснее.
– Аналогия и так проще некуда, балбес. Вода - это как бы особые условия внутри шкафа. А сахар - это стол. Ты же видел: сахар постепенно напитался водой, а сила тяжести втянула растворяющийся кусок в пробирку. Допер?
– Пожалуй. Стол впитался... его впитал элемент, находящийся внутри шкафа, так? Элемент, который заставил стол съежиться...
– In partis, а не in toto[1]. Понемногу. Например, человеческое тело можно запихнуть в небольшой сосуд с серной кислотой тоже по кусочку.
– О-о - протянул Ваннинг, исподлобья глядя на шкаф.
– А можно вытащить этот стол обратно?
– Пожалуйста. Сунь туда руку и вынь его.
– Сунуть туда руку? Я не хочу, чтобы она растворилась!
– Не бойся. Процесс этот не мгновенный, ты же сам видел. Прежде чем начнется изменение, должно пройти несколько минут. Ты без опаски можешь сунуть руку в шкаф, при условии, что будешь держать ее там не больше минуты. Сейчас я тебе покажу.
Гэллегер нехотя поднялся, огляделся, взял пустую бутылку и сунул ее в шкаф.