Три сердца
Шрифт:
— На работу? Моя жена работает?!. Этого еще не хватало. Никогда на это не соглашусь!
— Не понимаю почему, ведь ты же постоянно жалуешься на недостаток денег.
— Но я не хочу иметь их ценой полного деклассирования. Я могу себе позволить, чтобы моя жена не работала.
Кейт с грустью улыбнулась.
— Можешь позволить?
— Да! — прокричал он ей в лицо. — И вообще я запрещаю даже думать о какой-то работе.
— Ты употребляешь слишком громкие слова, мой дорогой.
— Нет, они еще слишком мягкие, — издевался он. — Ты, разумеется, к моему запрету можешь не прислушиваться,
— Ты опоздал, — ответила Кейт спокойно. — Час тому назад я подписала договор.
— Как это? Подписала без моего согласия? Ну, знаешь, я этого не ожидал. Тайком от меня!
— В этом не было никакой тайны. Просто я не говорила, пока все окончательно не решилось, да я и не знала, удастся ли мне получить эту должность. Не думала, что ты будешь возражать, чего, впрочем, я и сейчас не могу объяснить.
Он вскочил и начал метаться по комнате.
— Интересная история. Я уже себе представляю, что станут говорить. Конечно, муж мот, шляется по кабакам, а жену заставляет работать и зарабатывать для него деньги. Красивая ситуация! Будут еще утверждать, что я на твоем содержании. Э, нет, моя дорогая! Нет!
— Если бы ты обращал внимание на то, что скажут люди, то, я думаю, прежде всего постарался бы изменить свой образ жизни.
Гого выкрикнул:
— Не уходи от разговора! Не перебивай! Ты прекрасно знаешь, что не в этом дело. Я даже начинаю подозревать, что ты придумала эту работу мне назло, для того только, чтобы люди обо мне думали как можно хуже.
Кейт усмехнулась.
— Ты так любезен.
— При любом раскладе из этого ничего не выйдет. Договор есть или его нет, работать ты не можешь.
— И все же я подписала договор, — возразила Кейт.
— Скажешь, что сделала это, не согласовав со мной. А лучше всего я сам позвоню им.
— Я бы посоветовала подумать, прежде чем звонить.
— Не о чем думать. Еще не хватало, чтобы мы из-за нескольких злотых бросали тень на наше общественное положение.
— А мне известно, что многие женщины работают. Если тебя так волнует вопрос престижа, вспомни, что работают женщины из лучших семейств. Двоюродная сестра князя Залуцкого работает в банке, панна Ченская — кассир в магазине.
— Пусть себе работают. Они могут себе позволить это, потому что их общественное положение бесспорно и не может вызывать никаких сомнений.
Кейт пожала плечами.
— Я допускаю, что мое тоже.
Гого покраснел.
— Да, изящную ты подбросила мне шпильку. Что ж, это обоснованное разделение твоей и моей репутации. Естественно.
— Вот обидчивость тут совершенно ни при чем. Я не думала ни о каком сравнении.
— Так или иначе, — нахмурил брови Гого, — я буду весьма признателен, если в будущем ты будешь считаться с фактом моего существования и проявишь достаточно лояльности, чтобы предупреждать меня о таких твоих намерениях, которые будут касаться и меня как твоего мужа. А издателю я еще сегодня позвоню и объясню, что это был лишь твой каприз, что ты скучала или что-нибудь в этом духе.
— Мне бы хотелось выполнить договор.
— Нет, Кейт, это невозможно, абсолютно невозможно. Если они потребуют компенсацию, я оплачу, но ты не можешь идти на работу.
Больше Кейт не возвращалась к этой теме.
Однажды они были в гостях у сестры Залуцкого. Тынецкий стал собираться домой, напросился к нему и Гого, чтобы посмотреть, как там все устроено.
— Почему, собственно, вы не заберете в Варшаву машину? — поинтересовался Гого, когда они садились в такси.
— Она мне не нужна, — ответил Тынецкий. — Я люблю ходить, а водить машину не умею, да и в купленном мною доме нет гаража.
Они не были настолько близки, чтобы Гого мог позволить себе открыто высказать свое мнение о поведении Роджера, однако заметить не преминул:
— Вы, пожалуй, самый бережливый человек в Польше.
— Не считаю для себя честью.
— С вашими доходами и расходами вы отложите миллионы.
Тынецкий усмехнулся.
— Меня это не интересует.
— Верно, но в таком случае не могу понять цели этих жертв.
— Все просто. Их нет. Я пи от чего не отказываюсь, ничем не жертвую.
— Вы меня удивляете, — только и сказал Гого.
Визит и разговор с Тынецким окончательно вывели Гого из равновесия. Со всей отчетливостью он представил себе всю бессмысленность того поворота судьбы, который обрек его на нищенское существование, передал имение этому парвеню [19] , не умеющему даже пользоваться тем счастьем, которое предоставляет богатство. Вместо того, чтобы сидеть за границей, вращаться в веселом и беззаботном обществе, путешествовать, знакомиться с людьми из высшего света, с международной аристократией, этот осел увяз в Варшаве, купил себе жалкий домишко и проводит там серую, бесцветную, глупую и бесплодную жизнь.
19
Выскочка, человек незнатного происхождения, пробившийся в аристократическое общество и подражающий аристократам.
И тут его осенила мысль: в конце концов, у Тынецкого есть иные цели, в чем ему нельзя отказать. Он пишет свои повести, и все, кто разбирается в этом, предсказывают ему большой успех.
Эта мысль все-таки не успокоила Гого, скорее наоборот, она потянула за собой целый ряд последующих, еще более горьких. Этот Тынецкий, которого судьба одарила титулом и богатством, добьется еще и славы. Люди будут считаться с ним не только как с миллионером и наследником одной из известнейших фамилий в Польше, но и с его талантом. Уже сейчас вся компания в «Под лютней» говорит о нем как о будущей знаменитости. Они принимают его с большим интересом и уважением, чем Гого, с которым дружат так давно.
«Не имеет смысла заблуждаться, — думал Гого. — Может, они и любят меня немного, но не уважают. Нужно иметь смелость сказать себе откровенно, что не уважают, а домой приходят лишь для того, чтобы увидеться с Кейт. Да, они восторгаются ее интеллигентностью, вкусом, интуицией художника. Они считаются с ее мнением и с тем, что говорит Тынецкий. Как он, так и Кейт являются для них кем-то, только я — ничто…»
Его охватило чувство пренебрежения и презрения к себе. Нет, он не мог сейчас идти домой.