Три версты с гаком

Козлов Вильям Федорович

— Не орден, а именные часы, — сказал Артем.

— Ваське-то? Ведь пропьет, окаянный!

— Не пьет он теперь, бабушка.

— С дружками своими и пропьет... Иль потеряет! Артем понял, что надо уходить. Бабка Фрося может до сумерек беседовать. Ее даже не смущает, что иногда ответов не слышит. Она готова разговаривать и в одностороннем порядке. Артем покивал ей, показал на часы, дескать, время подпирает, ретировался к своей калитке.

Он уже прошел мимо почтового ящика — газету ут­ром вынул — и остановился. Сквозь дырочки невозмож­но было разглядеть конверт, но у него почему-то появи­лась уверенность, что там лежит письмо! Ключ торопли­во царапнул по металлу, откинулась крышка, и в руки

Артема упал тонкий голубоватый конверт. Обратный адрес: Пермская область. Серьгинский район. Улица. Дом. Почерк не ее, не Танин. Быстро надорвал конверт, обратив внимание, что руки дрожат. Строчки мельтешат, сразу и не разобрать. Незнакомый косой почерк: «Артем Иванович! Вам пишет Танина подруга — Зоя. Я толком не знаю, что у вас с ней произошло, но вижу, что Таня вас любит. Она рассердится, если узнает, что я вам на­писала. Но я должна это сделать: Таня в больнице. Ее положили сегодня утром. До свидания. Зоя».

Артем вертел письмо, вернее — записку в руках. Ну что за манера у людей не ставить число! Вспомнил, что на почтовом штемпеле указывается дата. Письмо отправ­лено из Перми 6 марта. А сегодня десятое...

— Здравствуйте, Артем Иванович! — поздоровалась Машенька, проходя мимо калитки. Артем посмотрел на нее невидящими глазами и не ответил. Машенька удив­ленно подняла брови и с обиженным видом прошла к своему дому.

Он выехал в этот же день. Положил в сумку чистую пару белья, шерстяные носки, мыло, зубную щетку. За­пер на замок дом, ключ спрятал под крыльцо. Полчаса слонялся возле клуба, дожидаясь автобуса. Проходившие мимо с работы люди здоровались, Артем рассеянно отве­чал. За несколько минут до прихода автобуса вспомнил про школу — завтра ведь занятия, — сбегал на почту и позвонил директору. Тот только спросил, когда Артем вернется, и без всяких возражений разрешил отпуск на две недели. В Бологом купил билет — поезд отправлял­ся через три часа — и стал слоняться по пустынному перрону. Бологое — оживленная станция. В залах много народу. То и дело прибывали и отправлялись разные по­езда: пассажирские, скорые, экспрессы.

Прибывая и покидая станцию, тепловозы и электро­возы издавали продолжительный мелодичный сигнал, совсем непохожий на привычный в Смехове паровозный гудок. Красивые экспрессы с белыми надписями на крас­ных и синих вагонах: «Нева», «Ладога», «Северная Паль­мира» бесшумно отрывались от высокого перрона и, оку­тавшись снежной дымкой, уносились вдаль.

По перрону гулял ветер. Он выдувал из массивных бетонных урн пустые коробки из-под сигарет, конфетные обертки и швырял их на пути. Артем продрог в своей куртке и, отворив тяжелую дверь, вошел в зал ожидания. У буфета парни в лыжных куртках и шапочках пили пиво. В углу пухлые рюкзаки, связанные по всем прави­лам лыжи. Артем купил в киоске газету «Советская Рос­сия» и присел на тяжелую скамью.

Зал ожидания гудел, шевелился, дышал. Поминутно хлопали двери, с глухим шумом прибывали поезда. Жен­щины, мужчины, дети с чемоданами, узлами, вещмеш­ками выливались на перрон, а оттуда вливались прибыв­шие. Наверное, самое беспокойное существо на свете — человек. Сколько, интересно, одновременно находится людей в пути?..

3

Путь до уральского села Серьга был долгим, со мно­гими остановками и пересадками. В Перми он сел на дру­гой поезд, который довез до небольшой станции, затеряв­шейся в крутых снежных горах. Оттуда на автобусе до­брался до ничем не примечательной деревушки, при­ткнувшейся на скалистом берегу реки Сылвы. Дальше автобус не пошел — снежный завал. За день до приезда Артема здесь пронесся сильный буран и засыпал дороги. От деревушки до Серьги почти целый день ехал на ло­шади, впряженной в широкие дровни. Ехал вдвоем со старухой, которой нужно было в райцентре

уладить ка­кие-то пенсионные дела. Лошадка была низкорослая, мох­ноногая, монгольского происхождения. Шла ходко, но на рысь переходила неохотно. Старухе то и дело приходилось понукать, шлепать вожжами по заиндевелым бокам, что­бы заставить лошадку потрусить немного. В дровнях бы­ло положено душистое сено. Запасливая бабушка захва­тила с собой два тулупа. Один отдала Артему.

Старуха сидела впереди, в высоком вороте тулупа спряталась ее голова, закутанная в пуховые платки. Вожжи она подоткнула под себя и что-то монотонно рас­сказывала. Артем сидел к ней спиной и почти ничего не слышал. Длинная извилистая дорога, поблескивая коле­ей, неторопливо выползала из-под дровней. Дорога оги­бала высокие горы, взору открывались снежно-голубые, подернутые дымкой лесные дали. Внизу простиралось ровное белое поле, напоминающее покрытое льдом и сне­гом море... Снег вдруг на глазах стал таять, зазеленели кипарисами и пальмами галечные берега, и вот уже Черное море катит синие волны на песчаный пляж. В воздухе кричат чайки, где-то далеко плывет большой белый пароход. Артем стоит на облизанном волнами кам­не, взмах руками... и он носом зарылся в снег.

— Тп-р-ру! — услышал грубоватый голос старухи. — Да стой ты, лешая!

Артем сидел на обочине и моргал залепленными сне­гом глазами. Дровни остановились, и старуха повернула к нему смеющееся морщинистое лицо.

— Задремал, кукуш? — спросила она. — Гляди-ко, как ловко кувырнулся... Прямо носом в сугроб упакал!

— Далеко еще? — спросил Артем, поднимаясь.

— Вон, видишь, Птица-гора? Подымемся на гору-то, а потом все вниз да вниз, и как раз Серьга будет... Над горой будто облака ворочаются, так это дым, кукуш.

Видно, и лошадка почуяла жилой запах и сама, без понуканий потрусила.

— Есть в Серьге гостиница? — спросил Артем.

— Дом колхозника? А как же, есть, кукуш. И чай­ная при нем. Слыхала, даже горячие шанежки подают... Коль в Доме колхозника местов не будет, приходи но­чевать к моей свояченице. У ей муж в райисполкоме ра­ботает, квартира богатая. Есть где гостей принимать.

Начинало смеркаться. Птица-гора отбрасывала боль­шую тень, в которой прятались молодые ели. Дорога по­шла отложе, и, когда деревья расступились, Артем уви­дел много огней. Это была Серьга. Сам того не замечая, зашагал быстрее. Позади пофыркивала лошадка. У пер­вой избы Артем схватил с дровней сумку, поблагодарил старуху и зашагал к центру. Улицу он сразу нашел — она была главной. Бегом вскочил на крыльцо и, чувствуя, как на лбу выступает испарина, постучал в дверь. Впрочем, дверь была не закрыта. Войдя в небольшую комнату, остановился у порога и, даже не поздоровавшись, спросил:

— Где она?

Он сразу догадался, что эта поднявшаяся из-за стола белокурая очкастая девушка в меховой безрукавке и есть Зоя. Девушка тоже поняла, кто он. Она сказала: «Здравствуйте». Без лишних слов быстро оделась, и они вышли на улицу.

Гигантская тень от Птицы-горы приползла в поселок. Редкие уличные фонари освещали приземистые деревян­ные дома и двухэтажные каменные здания. Девушка ниже Тани, наверное, на голову. Пухленькая, маленькая. Вид у нее независимый и серьезный. Сбоку взглянув на Артема, она сказала:

— Я думала, вы еще вчера приедете... Вам придется за сутки в гостинице заплатить.

— Вы знали, что я приеду? — удивился Артем.

— Я в этом не сомневалась.

Голос у Зои грудной, приятного тембра. Артем по­чему-то подумал, что она поет в хоре, а очки носит для солидности. Подумал об этом мельком и тотчас забыл.

— Что с ней? — спросил он. — Осложнение после гриппа? В газетах пишут, что этот проклятый африкан­ский или азиатский грипп косит людей направо и налево.