Три Ярославны
Шрифт:
Они грохочущей лавиной скатились в сонный лагерь, сея смятение и ужас среди его защитников такой побудкой. Застигнутые врасплох, воины Антала метались беспорядочно и бестолково, и всюду их доставали сабли и пики. Полуголый Антал выскочил с мечом из шатра. Сразу несколько воинов Агнеш во главе с Буйко устремились к нему, весело поигрывая над головами саблями.
И был бы конец воеводе, но что-то коротко свистнуло, и Буйко со стрелой, крепко вошедшей ему в глаз, первым упал с коня.
Ещё и ещё просвистело. Упал вслед за Буйко другой воин, и третий, и четвёртый. Непонятно было, откуда летели
Тут и невидимый враг показался. Печенежские лучники, начавшие стрельбу с двух холмов, теперь катились с них двумя встречными рядами, не переставая стрелять на скаку и безошибочно поражая в людском месиве только противников.
Агнеш поняла, что печенеги готовятся сомкнуть свои смертоносные ряды в круг, из которого уже никому не будет выхода. И круг быстро смыкался, но ещё оставался в нём незамкнутый проход, ведущий обратно, к лесу. Атам, в лесу, — деревья, вечные защитники...
— Всем — в лес! — крикнула она, и Пишта повторил её приказ громовым голосом: «В лес!» И захлебнулся своим криком со стрелой в горле. Но воины услышали и, раскидывая врагов отчаянными ударами сабель, стали продираться сквозь их ряды в отступление.
Тем временем на холм выскочил Левента на взмыленном коне. И остановил коня, увидев, что прискакал поздно.
Уцелевшая горстка воинов с Миклошем и Агнеш вырвалась из боя и уходила к лесу. Но, отрезая им путь, из-за леса выскочила на рыжегривых конях лёгкая конница секеев.
А сзади, продолжая источать стрелы, неумолимо смыкалось кольцо печенежских лучников...
10
Словно сквозь туман, она увидела какую-то беспорядочную сечу, где непонятно было, кто с кем бился и кто кого одолевал. Кони ржали страшно, но беззвучно в её сне, и так же беззвучно скрещивались мечи. Лицо женщины, увиденное единственный раз на границе, мелькнуло там; было оно спокойным и бледным, и конь под женщиной был бледным, как туман. Ещё приснились Анастасии, вперемежку с сечей, пламя камина, бродячий хегедюш и три крысы. И другое лицо — королевского брата Левенты, но он тут же в отчаянии закрыл его руками...
Анастасия проснулась. И сразу, заметив это, две старые служанки — Марфа, привезённая из Киева, и мадьярка Оршик — приблизились к постели, чтобы сменить на пылающем лбу королевы полотенце, смоченное уксусом.
— Ты так жалобно стонала, что мы уж сами собрались тебя будить, — сказала Оршик, протирая ей влажные лицо и шею.
— Плохой сон снился...
— Если плохой, надо тут же рассказать, — заметила Марфа. — Чтобы не сбылся.
Анастасия хотела рассказать свой сон, но сразу сбилась: и голова была дурной от жара, и сон сумбурным. Сказала она только о белом коне.
— Белый конь — к жалобе, — тотчас определила Оршик.
— Она и так вон как жалится... — возразила Марфа. — К судьбе белый конь.
— Судьба — конь неосёдланный. А если конь под седлом...
Женщины заспорили, и Анастасия снова устало закрыла глаза. Так хорошо и уютно было с закрытыми глазами, как в тёмном чулане, куда любили они прятаться с сёстрами в детстве. Никому в эту уютную темноту не было хода, кроме собственных мыслей. И они не казались такими чёрными наедине с собой. Болезнь и лихорадка пройдут, как всё проходит, думала Анастасия, и ничто не помешает ребёнку родиться в срок и здоровым. Как эта женщина сказала: когда выпадет первый снег... Но мысль о женщине напомнила Анастасии её сон, и тревога вернулась в её душу.
Беспомощным, обессиленным взглядом она встретила вошедшего Андрея. Он присел на постель, взял в прохладные ладони её протянутую руку и спросил, пряча за ласковой улыбкой собственную тревогу:
— Хорошо ли спала моя королева?
— Страшно мне, Андрей... — прошептала Анастасия пересохшими губами.
Он гладил её руки, щеки, лоб, и ладонь его приятно остужала жар.
— Не бойся. Врач уже приехал из Регентсбурга, искуснее его, говорят, нет.
— Не за себя боюсь... За тебя, за него... Вражда мне всё снится, сечи и кровь...
— Не бойся ничего, — твёрдо ответил Андрей и крепче сжал её руку. — Когда он родится, мир и тишина будут на нашей земле. Я обещал тебе.
11
Шаги за дверью загнали их снова в темноту. Прогремел засов, дверь открылась, и факел в руке стражника осветил всё помещение. Стражник воткнул факел в расщелину между камнями и исчез. На его месте в двери появился бледный Левента.
Агнеш подняла на него глаза. При ярком свете стали видны ссадины на её лице и запёкшаяся сабельная рана у плеча.
— Сказала бы — садись, да некуда, — развела руками Агнеш.
Левента в молчании сделал несколько бессмысленных шагов по каземату, снова обернулся к Агнеш, и безысходная горечь отразилась на его бледном лице.
— Зачем ушла из города?.. Лучшие варяжские воины были со мной, и ты была бы спасена...
— А мои бы люди полегли?
Он не ответил. Много, очень много слов было для любимой у Левенты, по он не знал, с каких начать... да и не нужны стали сейчас те приготовленные слова.
— Короли кладут тысячи голов ради земель, рыцари — ради славы, воины — ради добычи, — сказал Левента, — и никто не говорит им, что это грех. Почему же нельзя положить сотню ради... не скажу уже — любви, но ради спасения твоей души вечной? И положил бы, не задумываясь, если бы мы не разминулись...