Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается
Шрифт:
– Он сказал, что ваши беды чересчур серьезны.
– Не понимаю, – пробормотала Вайолет.
– Я тоже, – призналась Фиона. – По словам отчима, злодейства в этом мире так много, что самое лучшее – это суметь совершить какой-то один небольшой благородный поступок. Потому-то мы и ищем сахарницу. Казалось бы, задача пустяковая, но поискам конца-края не видно,
– А чем так важна сахарница? – поинтересовался Клаус.
Фиона опять вздохнула и поморгала за стеклами своих треугольных очков. Вид у нее был такой огорченный, что средний Бодлер даже пожалел, что задал вопрос.
– Не знаю, – ответила она. – Отчим не хочет мне говорить.
– Поченет? – осведомилась Солнышко.
– Он говорит, мне лучше не знать. Думаю, это тоже великая тайна.
– Но ты и так в опасности, – возразил Клаус – Мы все в опасности. Мы на борту ненадежной субмарины, пытаемся найти маленький, но важный предмет, прежде чем на него наложит лапы гнусный злодей.
Фиона повернула ручку двери, и та открылась с долгим громким скрипом, заставившим Бодлеров вздрогнуть. Каюта была маленькая, плохо освещенная: горел только один зеленый огонек, и сперва Бодлерам почудилось, будто комната полна молча стоящих людей. Правда, они тут же разглядели, что это гидрокостюмы, висящие вдоль стены на крючках.
– Думаю, есть опасности и похуже, – тихо произнесла Фиона. – Думаю, мы даже и представить себе не можем какие.
Бодлеры взглянули на свою спутницу, а потом на ряд жутковатых пустых водолазных костюмов. Выше на полке выстроились большие водолазные шлемы – круглые металлические шары с круглыми смотровыми окошечками посредине. В неясном зеленоватом свете шлемы немного походили на глаза, пялившиеся на Бодлеров из подсобки, в точности как столько раз пялившийся на них глаз на щиколотке Графа Олафа. И хотя они пока не были пиратами, их так и подмывало повторить «Разрази меня гром!», когда они шагнули в тесное, заставленное вещами помещение. Их с ног до головы пробрала дрожь, им совершенно не хотелось думать о том, что «Квиквег» даст течь или разрушится под давлением воды, не хотелось представлять, как они лихорадочно напяливают на голову шлемы или как Солнышко лихорадочно втискивается в шлем. Им не хотелось размышлять о том, где сейчас Граф Олаф, или воображать, что случится, если он найдет сахарницу раньше, чем они. Но больше всего бодлеровским сиротам не хотелось думать об опасностях хуже тех, каких они даже вообразить не могли.
Глава четвертая
Выражение «сидит как перчатка» звучит довольно странно, поскольку перчатки бывают разного типа и лишь немногие годятся именно в вашей ситуации. Если вам нужно согреть руки при низкой температуре, вам потребуется пара подходящих перчаток на теплой подкладке, а перчаточки, которые помещаются только в ящике кукольного комода, начисто не годятся. Если вам необходимо проникнуть в ресторан среди ночи и украсть пару китайских палочек для еды, вам потребуются тонкие перчатки, не оставляющие отпечатков, а перчатка, украшенная звонкими бубенчиками, абсолютно не подойдет. А если вам надо незаметно пробраться через поросший густым кустарником участок, вам потребуется очень-очень большая перчатка из зеленой, в цвет листьев, ткани, а пара элегантных шелковых перчаток будет бесполезна.
Чаще всего выражение «сидит как перчатка» просто означает, что какая-то вещь вам в самый раз и подходит вам так же, как, например, сладкий крем подходит для десерта или китайские палочки – для выуживания документов из открытого портфеля. И поэтому, когда бодлеровские сироты облачились в водолазные костюмы, оказалось, что они сидят на них как перчатка. Хотя, по правде говоря, это не вполне соответствовало истине. Вайолет до такой степени была довольна тем, что на талии имелось несколько петель для инструментов, что не обратила внимания на пузыри на локтях. Клаус был рад-радешенек, что на комбинезоне имеется непромокаемый карман, куда можно класть записную книжку, и потому не обратил внимания на то, что сапоги немного жмут. А Солнышко, убедившись, что блестящая ткань не только водоустойчива, но и брызгоустойчива при готовке, не возражала против того, чтобы подвернуть штанины комбинезона до самого верха, иначе она не могла сделать ни шагу. Но даже не в отдельных подходящих деталях водонепроницаемых комбинезонов было дело – подходящим было место и люди. Уже долгое время Бодлеры испытывали ощущение, что жизнь их превратилась в прохудившуюся летающую тарелочку, которую перебрасывают от одного к другому, даже не пытаясь оценить их по достоинству или найти им подходящее применение. Но сейчас, застегнув молнии и разгладив портреты Германа Мелвилла на груди, дети почувствовали, что летающие диски еще можно привести в порядок. В квиквеговских скафандрах они ощутили себя частью чего-то – если и не семьи в точном смысле этого слова, то добровольного сообщества людей, объединившихся ради одной цели.
Мысль, что их изобретательские, исследовательские и кулинарные таланты оценят по достоинству, давным-давно не приходила им в голову, и теперь, когда они стояли в подсобке и рассматривали друг друга, мысль эта пришлась им по сердцу, как перчатка по руке.
– Вернемся в кают-компанию? – предложила Вайолет. – Я готова осмотреть телеграфное устройство.
– Погоди, сперва я ослаблю пряжки на сапогах, – остановил ее Клаус, – и тогда уже буду готов заняться картами приливов.
– Кюизи [2] … – начала было Солнышко. Под этим она подразумевала что-то вроде «С нетерпением жду, когда увижу, как…», но раздавшийся у них над головой громкий скрежет помешал младшей из Бодлеров закончить фразу. Вся лодка сотрясалась, и сверху на Бодлеров закапала вода.
2
Начало фр. слова cuisine – кухня.
– Что это? – Вайолет схватила водолазный шлем. – Может быть, «Квиквег» дал течь?
– Не знаю. – Клаус взял один шлем для себя и другой для Солнышка. – Пойдем узнаем.
Трое Бодлеров поспешили по коридору в кают-компанию. Между тем пугающий скрежет не прекращался. Если вам когда-нибудь приходилось слышать, как скребут ногтями по грифельной доске, то вы знаете, как это бьет по нервам. Детям показалось, будто самые длинные ногти в мире приняли субмарину за предмет этого школьного инвентаря.
– Капитан Уиддершинс! – как можно громче позвала Вайолет, пытаясь перекричать скрежет, когда они вошли в кают-компанию. Капитан все еще стоял на верхушке веревочной лестницы, ухватив рукой в перчатке рулевое колесо. – Что происходит?
– Да все это проклятое рулевое управление! Дрянь, а не механизм! – с отвращением крикнул в ответ капитан. – Так точно! «Квиквег» стукнулся о скалистый выступ на берегу потока. Если б я не сумел справиться с рулем, субмарина «К» и ее команда «Двое» уже лежали бы на дне с рыбами! Так точно!
– Может, сначала я проверю рулевой механизм, – предложила Вайолет, – а телеграфное устройство починю позже?
– Глупости! – отрезал капитан. – Если мы не сможем получать глубоководные почтовые вести, то так и будем блуждать с закрытыми глазами! Мы обязаны найти сахарницу раньше Графа Олафа! Так точно! Наша личная безопасность менее важна! Действуйте! Так точно! Шевелитесь! Так точно! Торопитесь! Так точно! Выпейте стакан воды, если одолела жажда! Так точно! Тот или та, кто колеблется, – пропали!
Вайолет не стала указывать ему, что найти сахарницу не удастся, если подводная лодка развалится, и к тому же она решила не спорить с капитаном по поводу его личной философии.
– Что ж, попробую, – сказала она и подошла к платформе на колесиках. – Ты не против, если я воспользуюсь ею? – спросила она Фиону. – С нее удобно поближе рассмотреть механизм.
– Сделай одолжение, – ответила Фиона. – Клаус, а мы с тобой займемся картами приливов. Давай разложим их на столе. Но при этом будем поглядывать в иллюминатор – не мелькнет ли сахарница. Вряд ли мы ее увидим, но последить стоит.